Запретный рай

– Мое платье пропитано солью. Я не могу его надеть, а больше у меня ничего нет.

Не успела она возразить, как Атеа обернул покрывало вокруг ее тела, завязав концы поверх груди.

– Вот, так хорошо. Миссионеры учат наших женщин одеваться именно таким образом.

– И все-таки я не могу выйти из хижины в покрывале, и уж тем более пойти к священнику, – ответила Эмили.

– Источник находится совсем близко: я только что вернулся оттуда. Не думаю, что по дороге мы встретим много людей. Ты вымоешься и постираешь свое платье. На жаре оно быстро высохнет.

В конце концов Атеа удалось ее уговорить. Перед тем, как выйти из хижины, Эмили спросила:

– Кто та женщина, которой принадлежит этот дом? Где ее муж?

– Погиб. Его разорвала акула. Сейчас Теумере живет одна. Она знает, что я смогу ее отблагодарить, потому охотно предоставила нам свою хижину.

– Что ты сказал ей обо мне?

Атеа бросил на девушку удивленный взгляд.

– Ничего. Разве арики обязан что-то кому-либо объяснять?

За ночь ветер словно вымел небо до самого горизонта – оно было безмятежным, бездонным и чистым. Отвесно падавшие раскаленные солнечные лучи ярко освещали промытую дождем зелень.

Все-таки на пути попадались люди: они беззастенчиво таращились на белокурую француженку и даже оглядывались вслед.

Цвет волос и глаз Эмили унаследовала от матери-англичанки. Ей было неловко, что ее бледная кожа покраснела от солнца, нос обгорел и на щеках рдеют яркие пятна. Девушка впервые подумала о том, что едва ли сможет круглый год выносить безжалостную атаку тропического света.

Она опустила глаза и не глядела на туземцев. Здесь, на Нуку-Хива, большинство мужчин носило не набедренные повязки, а юбки до колен. Женщины обматывали тело покрывалом, доходящим до щиколоток. Их грудь чаще всего тоже была закрыта.

Атеа привел Эмили к источнику, и она согласилась помыться в нем лишь после долгих уверений в том, что он и близко не подпустит даже женщин, а уж тем более – мужчин. И все же она без конца вздрагивала и оглядывалась.

Вода освежила ее, и она вернулась в хижину в ином настроении. Выстиранное платье было развешено для просушки на ближайших кустах.

Почувствовав дикий голод, Эмили с жадностью съела несколько бананов и манго, наслаждаясь ароматной мякотью и душистым соком плодов.

Потом она опустилась на циновку, и Атеа лег рядом. Его тело было расчерчено золотыми полосками света, проникавшего сквозь плетеные стены хижины.

– Я слышала, – смущенно промолвила девушка, – что, достигнув определенного возраста, вы выбираете себе пару и уединяетесь в лесу. А потом идете… уже с кем-то другим.

– Да, это так. Но рано или поздно мы все равно останавливаем свой выбор на ком-то одном, – спокойно ответил Атеа и спросил: – Что тебя тревожит, Эмалаи?

Она ничего не ответила, лишь издала нервный смешок, но Атеа как всегда прочитал ее мысли, хотя скорее всего – угадал чувства:

– Ты всегда будешь думать об этом и никогда не узнаешь правды, пока не испытаешь это сама.

– А что станет со мной потом?

Ей почудилось, будто Атеа уловил суть вопроса. Но он ответил иначе:

– Потом думать уже не захочется и не придется.

Девушка закрыла глаза. Она была бы рада всецело доверить ему свою судьбу, так, чтобы не пришлось ни о чем заботиться, но при этом понимала, что ей тоже придется бороться – едва ли не больше, чем ему: ведь он находился в привычном для себя мире и считал все свои поступки правильными, тогда как она…

Атеа молчал. Казалось, ему доставляет удовольствие просто смотреть на нее. Наверное, он любовался многими женщинами, однако Эмили была самой необычной из них – способной подарить новизну, помочь покорить неведомые вершины.

Почему-то ей казалось, будто, что бы ни случилось, между ними не останется ничего недосказанного. У Атеа не было трагической истории, которую он мог попытаться взвалить ей на плечи. Когда-то Эмили представлялось романтичным носить в себе чужие страдания, проживать чужую жизнь, но теперь она подумала: лучше, если этого не будет.

Атеа оказался прав: тропическое солнце быстро сделало свое дело, и через час Эмили смогла надеть высохшее платье. Она попыталась привести в порядок волосы, что было нелегко без шпилек и гребня.

– Ты правда не хочешь, чтобы я пошел с тобой?

– Нет. Я должна спокойно рассказать о себе, об отце, о… тебе. Если мы явимся вот так, без подготовки, вдвоем, боюсь, нас… не поймут, – сказала она и, не желая его обижать, добавила: – Священники своеобразные люди.

– Я знаю, – сдержанно произнес Атеа, и Эмили уловила в его голосе неприязнь.

Стоило ей выйти из хижины, как ее охватило знакомое чувство невиданного простора. Свобода горизонта, контраст между большим и малым позволяли ощутить размах и глубину жизни.

Вдоль открытого берега тянулась бесконечная полоса песка с белоснежными глыбами коралла. Неровное океанское дно представляло собой лабиринт из рифов и заводей. Кое-где к воде почти вплотную подступали горы, оставляя небольшое пространство для пышных пальм и низкорослых кустарников.