Имя «Ютян» звучало для Кёко привлекательней, чем «Юити». Более того, она полюбила это имя, предаваясь мечтам о нем со дня смерти Рэйко.
Слушая Кёко, Юити играл своей посеребренной ложкой. Его взволновали откровения женщины. Он впервые узнал, что прикованная к постели кузина, будучи старше его на десять лет, томилась влюбленностью к нему. Он также поразился, насколько несуразными были ее мечтания о нем. И в то же время он стонал под тяжестью своих бесцельных, ненормальных сексуальных желаний. Он даже позавидовал своей кузине, ее недавней смерти.
Юити размышлял: «Я вовсе не намерен в настоящее время пудрить мозги Рэйко. По той причине, что не люблю выворачивать свое нутро наизнанку. И к тому же у Рэйко сложилось ошибочное мнение обо мне как о наивном и светлом мальчике, который не замечает, что она влюблена в меня. Видимо, в превратном представлении о других людях находится какой-то резон для жизни всякому человеку».
Короче, этот слегка подпорченный добродетелью высокомерия юноша склонялся к мысли, что легкий флирт с Кёко сам по себе чреват серьезными последствиями.
Кёко отклонилась назад и взглядом зрелой женщины посмотрела на Юити. Она уже была влюблена в него. Прежде ее легкомысленным сердцем двигало скромное недоверие к своей страсти, но после смерти Рэйко, чьей любви она стала свидетелем, чувства ее обрели законность.
И вдобавок ко всему Кёко просчиталась. Она полагала, что Юити тянется к ней сердцем с самого начала. Она думала, что ей достаточно будет сделать всего лишь полшажочка.
— На днях хотела бы поговорить с тобой в более спокойном месте. Ничего, если я позвоню?
К сожалению, Юити никогда не бывал дома в определенные часы дня. Он предложил, что позвонит сам, но Кёко сказала, что она тоже редко проводит время дома. Она обрадовалась, что они могут договориться о следующей встрече прямо сейчас.
Кёко открыла записную книжку и взяла изящный хорошо отточенный карандашик, привязанный к книжке шелковым шнурком. У нее было записано много встреч. С тайным наслаждением она отменила ради Юити одну встречу, которую трудно было передвинуть. Напротив даты приема у одного иностранного господина, который просил ее присутствовать в Министерстве иностранных дел вместе с мужем, она поставила крохотную отметину карандашом. У свидания с Юити на этот раз возникал фактор риска и элемент какой-то интриги.
Юити согласился. Женщина осмелела настолько, что предложила ему проводить ее сегодня вечером до порога дома. Когда же юноша замешкался, она сказала, что хотела только посмотреть на его смущенное лицо. Затем она вскинула взгляд поверх его головы, словно там была вершина горы. Она помолчала немного, как бы позволяя ему вставить словечко. И снова защебетала, чувствуя себя одинокой. В конце концов Кёко договорилась до того, что унизилась до раболепства:
— Твоя жена счастлива. Ты и вправду внимателен к ней.
На последних словах она сползла со стула, будто от истощения. Видом своим она напомнила мертвого фазана на поле жатвы.
Вдруг Кёко спохватилась. Сегодня вечером она принимает гостей у себя дома! Пожалуй, они уже заждались ее. Она решила не встречаться с ними. Она пошла, чтобы позвонить и извиниться.
Ответили тотчас, однако голос был далеким-предалеким. Слова ее служанки были еле-еле слышны. Казалось, что в их разговор вмешивается шум дождя, который доносился из телефонной трубки. Кёко посмотрела в окно, сплошь застекленное одним листом. Шел дождь. К ее досаде, она не взяла с собой ничего, чтобы укрыться. Ее обуяла отвага.
Вернувшись к столику, Кёко обнаружила средних лет женщину, сидящую на стуле рядом с Юити. Она немного отсела от них. Юити представил незнакомку:
— Это госпожа Кабураги.
Женщины пронзили друг друга враждебными взглядами соперниц. Эта случайная встреча вовсе не была рассчитана Сюнсукэ; по правде говоря, госпожа Кабураги уже длительное время присматривала за ними издали, сидя в противоположном уголке зала.
— Я пришла немного пораньше на наше свидание. Я не хотела вам мешать, пока вы не покончите со своими делами. Прошу прощения, — произнесла госпожа Кабураги.
И тотчас этой девчоночьей ложью госпожа Кабураги выказала свой истинный возраст, спрятанный под слишком моложавым гримом. Кёко заметила черты ее старения и вздохнула с облегчением. Со снисхождением в сердце она разгадала ложь этой женщины. Она улыбнулась и подмигнула Юити. Госпожа Кабураги не заметила этого унизительного для нее подмигивания только по той причине, что гордость ее была разграблена вспышкой ревности. Кёко сказала:
— Прошу прошения, что отняла у вас этот вечер своей непрерывной болтовней. Что ж, мне пора идти. Ютян, не поймаете ли такси для меня? А то дождь разыгрался!
— До-ождь?
Кёко впервые за вечер назвала его именем «Ютян». Он растерялся и, чтобы скрыть свое смущение, удивился начавшемуся дождю, будто это было какое-то важное происшествие.
Когда он вышел за дверь, то сразу увидел на улице такси. Юити подал знак в сторону ресторана. Кёко попрощалась с женщиной и поднялась. Юити помахал ей вслед рукой под дождем. Она ушла, не проронив ни слова.