Запретные сети

Конечно, я знаю об увлечении автогонками Самира, это его страсть, так он показывает всем остальным, что не боится рисковать, и победа всегда остаётся только за ним. Опасное сочетание его страсти и любви к скорости, каждый раз заставляет щекотать мои нервы. А теперь и вовсе, зная, что мужчина навсегда связан со мной, в глубине души разыгрались тревожные нотки, от того, что его брат способен на все что угодно, но я отбрасываю в сторону негативные мысли, не даю им прорваться наружу и затмить такой момент счастья, как сейчас – наше первое воспоминание, которым однажды будем делиться с Самиром со своими детьми. Понимаю, что я вообразила наших детей, чувствую, как по телу поднимается жар, кровь бурлит от желания тесного соприкосновения, познать это таинство, ибо никогда не чувствовала мужчину настолько близко, не только духовно, но и телесно. Заметив моё смущение, Самир подмигивает и оставляет меня с туристами, а сам садится за руль мотоцикла, заводит его, надевает очки и уносится вдаль, оставляя за собой столб пыли.

Возвращаясь обратно в город, в груди нарастает все тоже, тревожное ощущение, будто в сердце ковыряются вилкой, пытаясь вынуть из него самые значимые для меня моменты. Распрощавшись со своими туристами, захожу в кабинет, где сидит Лайза, упорно строчит на клавиатуре сообщения. Девушка лучезарно встречает меня, показывает на поднос, который стоит на моем столе.

– Выпей чаю с дороги, Амина, я знаю, как выматывают эти экскурсии. – Затем девушка внимательно осматривает меня, замечая растерянность. – Ты в порядке? Что-то пошло не так? – в голосе слышно беспокойство, она отодвинула в сторону клавиатуру, ожидая от меня ответа.

– Все в порядке, Лайза, просто действительно устала, – отвечаю коллеге, а сама стягиваю с себя шёлковый платок. Заметив на моем запястье новое приобретение, Лайза спрашивает откуда оно взялось, ведь с утра на руке не было ничего. Я улыбаюсь, посылаю ей свой тёплый взгляд, лишь только от одного воспоминания о Самире в животе бабочки летают, а душа поёт и танцует. Так и не ответив ей ничего, девушка хихикнула, зная о том, что теперь я представлена в качестве невесты.

Наконец рабочий день подошёл к концу, и я возвратилась домой, где на самом пороге дома меня встречает отец и только я его переступаю, как вдруг он хватает меня за руку и дёргает в сторону своего кабинета. Пытаюсь сопротивляться, но тщетно, против силы отца я никогда не могла выстоять. Отец почти швыряет меня в свой кабинет, как только мы отказываемся за его дверью. Не понимаю, чем вызвано его бурное поведение, потираю рукой ту часть своей второй руки, за которую он так сильно ухватился. Боль жгучая, но терпимая. Отец наставляет на меня указательный палец, весь покраснел о ярости, даже сейчас я чувствую сколько в нем сидит этой непонятной мне ненависти ко мне, а главное почему.

– Ты, – трясущимся пальцем тычет в меня, – Как ты смела опозорить мою семью, Амина?

Недоумевая от всего происходящего, я продолжаю стоять и молчать, потому что сказать на его вспыльчивость мне нечего. Замечаю, как в комнату пробралась тихо Рамиля, смотрит на меня умоляющим взглядом, словно просит не начинать перечить отцу, но это не я, если не стану защищаться. Вздёрнув свой подбородок, уставилась на отца, собравшись к ответному отпору.

– Я не понимаю, чем могла опозорить тебя, отец.

– Не понимаешь, значит, – подходит ко мне ближе, дышит часто, старается не перейти грань невозможно, Рамиля прикрывает ладонями своё лицо, боясь того, что сейчас может произойти, но только не я. – Как ты смела на виду у всех вести себя, как потаскуха, целоваться с мужчиной, когда, как Коран запрещает любое прикосновение до свадьбы!!! – глаза стеклянные, отец замахивается и ударяет меня по щеке. Не получилось вчера, сделал сегодня. Тут же хватаюсь за опалённую кожу лица, словно мне прислонили нагретый утюг и прошлись пару раз для усиления боли. В глазах наворачиваются слёзы, но я смаргиваю их, чтобы не показать отцу, насколько могу быть уязвимой перед ним. Осознаю, что за нами с Самиром следили, и кто-то из местных передал отцу, то, что сумел увидеть.

– Я пока не давал согласия, Амина, – вновь в нем закипает злость, – Самир, хоть и благородный мужчина, но даже он не имеет никакого права вести себя так, наплевав на наши законы. Наши обычаи и традиции – святая святых. Благодари Аллаха, дочь моя, что мне это только на руку, иначе, я бы вывел тебя на площадь перед печатью шейха Зайда и забил камнями до смерти, как это делали наши предки.

Тут понимаю, что отец намекает о моей рассказанной легенде, значит кто-то из туристов был посыльным и доложил ему, как Самир прикоснулся ко мне.

– Фархад, дорогой, – встревает Рамиля, отец оборачивается, не ожидая увидеть жену в кабинете, – сжалься над Аминой, прошу тебя. – Она подходит ближе, и берёт его за руки.

– Они оба молоды, и каждый видел иную жизнь, у них свои устои.

Отец слушает Рамилю, на лице ходуном ходят мышцы, выдавая напряжение, которое отец готов вытеснить на мне.