В связи с отсутствием Зотова в выходные она решила съездить на дачу, проверить, не позарился ли кто на ее нехитрое имущество, и заодно пострелять из мелкашки по пластиковым бутылкам. Панкратьева очень любила это занятие. Стрелять ей нравилось. Ведь, согласитесь, человеку обычно больше всего нравится делать то, что у него хорошо получается. Стреляла Панкратьева исключительно хорошо, скорее всего благодаря широко поставленным глазам, что также способствовало тому самому сильно развитому периферическое зрению. Так что, «если завтра война, если завтра в поход», она вполне могла бы стать снайпером, правда, вот залезть на какую-нибудь верхотуру у неё вряд ли получилось бы, но ведь засада не обязательно должна располагаться на верхотуре. Обычно Панкратьева надевала пустые бутылки из-под минералки на штакетник забора, отгораживающего ее участок от леса, закрепляла их скотчем и с большим удовольствием расстреливала одну за другой. Разумеется, предавалась Панкратьева этому развлечению исключительно зимой, когда снега в лесу было по пояс, и вероятность подстрелить какого-нибудь заблудшего грибника была минимальной. Мелкашка, конечно, особого вреда грибнику бы не принесла, но шуму и крику могла бы устроить с избытком.
Разумеется, Панкратьева предложила Федьке составить ей компанию в таком хорошем деле, но тот замахал на нее руками и сказал, что именно в субботу после школы опять пойдет к лучшему другу Павлику играть в загадочную «нинтенду» и на дачу ехать совсем не хочет. Тогда Панкратьева решила ехать в субботу прямо с утра.
Накормив Федьку завтраком и спровадив его в школу, она надела на себя любимую дачную одежду: джинсы, свитер, высокие меховые ботинки на толстой подошве и легкий пуховик. В этом наряде она и вовсе стала похожа на молодую девушку. Панкратьева повертелась перед зеркалом и довольная увиденным, показала самой себе язык. Она загрузила в багажник заранее припасенные пластиковые бутылки и в хорошем настроении направилась в сторону дачи.
С погодой ей удивительно повезло. За городом уже вовсю царила самая настоящая зима. Сияло столь редкое в Питере яркое солнце, снег искрился и слепил глаза, а на шоссе присутствовал небольшой гололед. Подъезжая к посту дорожной инспекции на выезде из города, Панкратьева привычно накинула на себя ремень безопасности, дабы продемонстрировать его унылым сотрудникам этой самой инспекции, а проехав пост, все-таки ремень сняла. Хоть она была и не в шубе, ремень все равно давил на грудь, сминал пуховик, а главное раздражал Панкратьеву.
Когда машина выехала на скоростной участок шоссе, Панкратьева вдруг обнаружила, что педаль тормоза проваливается у нее под ботинком. Не вдаваясь в панику, она решила притормозить двигателем и убрала ногу с педали газа. При этом, чтобы не мешать остальным автомобилям, потихоньку стала перестраиваться в правый ряд к обочине. В этот момент широкое колесо ее спортивного автомобиля попало в асфальтовую колею, руль выбило из рук, и машина пошла в занос. Панкратьева водила машину далеко не первый год и знала, что полноприводный автомобиль в заносе практически неуправляем. А уж в отсутствие при этом тормозов водителю остаётся только молиться и постараться не визжать. Ее закрутило по шоссе, выкинуло на встречную полосу и вынесло на обочину. Последнее, что она помнила, это испуганное лицо водителя встречного автомобиля, который чудом миновал столкновения с машиной Панкратьевой.
Очнулась Панкратьева от скрипа шагов и поняла, что лежит на снегу. Над ней склонилась какая-то женщина и сказала:
– Допрыгалась, птичка моя! Хватит валяться, вставай давай, пошли.
Женщина протянула Панкратьевой руку, помогла подняться и повела от места происшествия. Панкратьева даже не успела заметить, как они вместе поднялись к облакам и пошли прямо по ним. Точь-в-точь как в том самом замечательном сне, когда она в своих шпильках гуляла по облакам над центральной площадью старинного европейского города и видела в мельчайших подробностях завитушки на фонтане. Как и в том сне сверху хорошо было видно шоссе, край леса и модный спортивный автомобиль в кустах на обочине.
– Я умерла что ли? – не веря своим глазам, спросила Панкратьева.
– Ну это пока еще зависит от тебя, как ты сама решишь, – с улыбкой сказала женщина.
– Ты кто? Ангел? – поинтересовалась Панкратьева. Она решила не церемониться. Раз дамочка сама с Панкратьевой «на ты» разговаривает, даже если она и ангел, значит у них так принято.
Женщина рассмеялась.
– Ну что ты! Какой же я ангел? Я – это ты! – ответила она.
Тут только Панкратьева заметила, что, глядя на эту женщину, вроде как смотрится в зеркало, только выглядит в этом зеркале гораздо лучше и моложе, чем обычно, да ещё и видит себя объёмно как бы голограммой, ну или как в кино в формате 3D.
– А ты ничего такая! – сделала она комплимент самой себе.
– Я в точности как ты! – Женщина пожала плечами.
– Объясни, я ничего не понимаю. – Панкратьеву стала раздражать эта ситуация. – Я стукнулась головой, сошла с ума, у меня глюки и раздвоение личности?