Запретная одержимость

— Ты маленькая сучка! — Рычит он, сильно ударяя меня по лицу. Я отшатываюсь назад, его ногти впиваются в мою кожу, и я издаю тихий вскрик, когда мы проходим половину переулка. Я начинаю пытаться нанести удар, хотя, по-моему, толку от этого будет немного, когда в голову приходит другая идея.

Я закидываю ногу за спину, хватаю одну из своих туфель и стаскиваю ее, когда он отворачивается. Я вздрагиваю, когда моя босая нога касается чего-то мокрого, но у меня нет времени испытывать отвращение к этому. Я пинаю его по лодыжке, и когда он разворачивается, чтобы ударить меня снова, я бью его по лицу туфлей с острыми шипами так сильно, как только могу.

Это работает. Шипы цепляются за его кожу, оставляя кровавые борозды, когда я провожу ими по его лицу, и шок от этого заставляет его отпустить меня на долю секунды, ровно настолько, чтобы я успела скинуть вторую туфлю, поджать хвост и убежать.

Пожалуйста, будь там, отчаянно думаю я, когда бегу по переулку, слыша, как мужчина ругается позади меня, пытаясь догнать. Я не могу достать свой телефон, моя сумочка потерялась в потасовке, и я лихорадочно осматриваю тротуар в поисках знакомой машины.

Есть. Я вижу ее ближе к кафе и бегу сквозь толпу, расталкивая всех вокруг, не заботясь о том, кто сердится на меня за это. Я не осмеливаюсь оглянуться и вижу потрясенное выражение на лице моего водителя, когда проталкиваюсь к машине и запрыгиваю в нее, когда он закрывает дверь.

— Поехали! — Кричу я, когда он открывает свою дверь. — Поторопись! — Я вижу курносого мужчину в нескольких футах от себя, он близок к тому, чтобы добраться до машины. Мое сердце подскакивает к горлу, когда водитель отъезжает от бордюра, машина вливается в поток машин как раз в тот момент, когда рука мужчины касается боковой стороны моей дверцы.

Я съеживаюсь на сиденье, дрожа, все еще сжимая окровавленный ботинок. Мое сердце бешено колотится, слезы подступают к горлу, тихие всхлипывания вырываются из-за плотно сжатых губ, когда я отчаянно пытаюсь не впасть в приступ паники. Одно нападение могло быть совершено просто ограблением, каким-то парнем, который думал, что может ограбить или напасть на меня. Но второе, в этой череде… что-то происходит. Что-то плохое, и я понятия не имею что.

Мужчина, который изнасиловал меня, мертв. Алексей мертв. Кто мог хотеть причинить мне боль сейчас? Я ни для кого ничего не значу, просто девушка-иммигрантка, которая сейчас работает няней. Даже если кто-то хотел навредить Андреевым, зачем им приходить за мной? Я знаю, что я что-то значу для Катерины и Виктора, тем не менее, никто бы не предположил этого, как и не предположил бы, что любой другой сотрудник что-то значит для них. Если бы кто-то хотел причинить им боль, было бы разумнее напасть на Катерину или детей. Возможно, они охотятся и за ними, но даже это не имеет смысла. Я не была с семьей, я была на свидании, если только нападавший не планировал заставить меня выдать какую-то информацию. И все же, как бы я это ни крутила, ничего не сходится. Я прокручиваю события снова и снова, как первое нападение, так и второе, но даже к тому времени, когда машина подъезжает к особняку, я не могу придать им смысла.

Медленно я выхожу из машины, немного прихрамывая, направляюсь в дом. Уже достаточно поздно, чтобы все должны были лечь спать, а это значит, что, по крайней мере, мне не придется отвечать ни на какие вопросы до утра… я надеюсь.

Мне не так повезло.

Едва я вступаю в освещенный коридор, ведущий в гостиную, как слышу голос, зовущий меня по имени… голос, который я, конечно, знаю.

— Саша? — Я слышу шаги Макса, приближающиеся к дверному проему, и вздрагиваю, пытаясь отвернуться, пока он не увидел, но он выходит на свет раньше, чем я успеваю. — Саша, что, черт возьми, произошло?

В одно мгновение он оказывается передо мной, его лицо искажено гневом и беспокойством.

— Кто это с тобой сделал? Это был Ник? Клянусь Богом, если этот ублюдок прикоснулся к тебе…

Внезапный, порочный гнев в его голосе, это тот же самый тон, который я слышала в переулке, когда Макс отбивался от нападавшего. Как и тогда, это вызывает во мне острую потребность, чувство, что он защищает меня, даже отомстит за меня.

— Если он прикасался к тебе, я…

— Это был не он, — устало говорю я. — Это был кто-то другой. Другой мужчина, который пытался схватить меня, как тот, от которого ты отбивался, но это был не тот же самый мужчина. Я…я не знаю, кто это был.

— Как тебе удалось сбежать? — Взгляд Макса блуждает по мне, как будто он пытается оценить, насколько я ранена.

Уголок моего рта приподнимается в печальной улыбке, когда я поднимаю окровавленный каблук с шипами.

— Туфли. Я ударила его по лицу.

Улыбка, которая расплывается на лице Макса, почти гордая.

— Хорошая девочка, — говорит он, и волна жара, накрывающая меня, настолько внезапна, что я чувствую, как у меня подгибаются колени.

Макс видит это и мгновенно интерпретирует как что-то другое.