Передо мной возникло его почти забытое лицо. Нет, отец не был похож на зверя — симпатичный молодой мужчина, немного выше среднего роста, худощавый и улыбчивый. С обманчивыми ямочками на щеках — такими же, как у меня. Принято считать, что ямочки бывают только у милых и веселых людей. И, наверное, монстра таким и считали посторонние. Свою суть он раскрывал лишь дома. Показывал настоящего себя. Жестокого тирана, избивающего беззащитную жену.
Должно быть, лицо у меня изменилось, потому что Костя вдруг спросил:
— О чем задумалась, Яра? Я что-то не то сказал?
— Н-нет, — с легкой запинкой ответила я. — Просто… Тоже кое-что вспомнила.
— Расскажи. Если хочешь, конечно.
И я рассказала то, о чем молчала столько лет.
— Однажды в детстве я… Я включила «Ведьмину службу доставки» по телевизору. Но пришел мой… мой отец, — с большим трудом назвала я монстра отцом. — Он захотел смотреть что-то другое. Не помню, что. Футбол, кажется. Играла его любимая команда. Забрал пульт и переключил на другой канал, а меня выгнал. Мне стало так обидно, что я пошла к маме и заплакала. Мама… Мама зачем-то сказала ему что-то вроде: «Пусть ребенок посмотрит». А он…
Я замолчала, перед глазами видя ту самую сцену из детства. Внутри все сжалось от страха, который остался во мне даже спустя столько лет. Я вновь почувствовала себя ребенком в логове монстра.
— Что он? — мягко спросил Костя.
— Он поднялся и без слов ушел на кухню, — ответила я, не слыша своего голоса — слышала лишь биение своего пульса в висках. — А пришел с молотком для отбивания мяса. Хотел ударить маму, но она увернулась. Тогда он кинул в нее этим молотком и разбил окно в зале. Мама схватила меня, и мы заперлись в спальне. Он ломился в комнату и кричал, чтобы мама немедленно открыла, иначе он убьет ее, а потом меня и себя. Так продолжалось до тех пор, пока не пришел участковый — его вызвал кто-то из соседей. Тогда монстр… то есть, отец пришел в себя. Улыбался, говорил, что это просто семейная ссора, а соседи все неправильно поняли. И мама… Она не знала, что делать, только кивала на каждое его слово. Наверное, потому что ей было страшно. А потом участковый и соседи ушли и…
Я замолчала.
На скулах Кости заиграли желваки, во взгляде появилась хищное выражение, ноздри трепетали от гнева.
— Что было потом? — еще более мягким голосом спросил отчим. Деланно мягким — ему не хотелось меня пугать.
— Он схватил маму за волосы и стал бить ее по лицу, — все еще видя перед собой эту отвратительную сцену, ответила я. — А затем утащил в спальню, и я слышала, как она кричит. Когда он утаскивал ее, она всегда кричала. А я пряталась под кроватью и зажимала уши, чтобы не слышать.
И просила старшего брата помочь. Брата, которого у меня никогда не было. И не будет.
— На следующий день он просил у нее прощения. Умолял не бросать. Обещал, что это не повториться. Но это повторялось несколько раз в месяц. Он словно становился одержимым. Поэтому… Поэтому не говори, что ты плохой отец, — продолжала я. — Ты замечательный. Правда.
— Тебе было страшно, — тихо сказал Костя.
Я кивнула и отвернулась, снова чувствуя слезы. Боже, отчим решит, что я плакса.
Мне было очень страшно. И сейчас — тоже.
— Он больше тебя не тронет. Никогда. Обещаю.
Отчим коснулся моей руки и осторожно похлопал меня по ней. Я благодарно ему улыбнулась.
— Знаю от твоей мамы, что этот скот издевался над вами. И вы сбежали, когда он взялся за нож. Встретил бы — оторвал бы у подонка все, что висит. — В его голосе проскользнула сталь. — Только обещание, которое я дал, не позволяет найти его и прибить. Ярослава, девочка моя, я тебе отца, может, и не заменю, но оберегать буду, как родную дочь. Поняла?
На глаза снова навернулись слезы. Иметь такого отца, как Костя, — это мечта. Игнат не понимает,
— Спасибо, — прошептала я.
— Теперь все хорошо. Вы с мамой молодцы. Справились с этим. Просто забудь это, как страшный сон. И напиши книгу с этим… как его, вайбом, как у этого режиссера. Мия…
— Миядзаки. Хаяо Миядзаки.
— Точно. Напишешь и дашь прочитать. Договорились? — спросил Костя.
— Договорились, — кивнула я.
— Закрепим!
И мы дружески стукнулись кулаками. Теперь я точно сделаю это!
Поболтав еще немного — теперь уже на отстраненные темы, мы разошлись. Костя решил поработать немного в кабинете, а я отправилась в свою комнату. Рассказ отчима об умершей дочери тронул меня до глубины души. И я вдруг поняла, как больно было Игнату, когда произошла трагедия. Мне вдруг стало жаль его. И я подумала — не хочу войны с ним. Пойду и извинюсь за свои слова. Будем жить нейтрально, пока я не съеду обратно в квартиру мамы.
Наверное, так будет правильно.
Я в нерешительности остановилась у его двери. Тихонько постучала — но мне никто не ответил. Тогда я на свой страх и риск открыла дверь, и первое, что услышала, была негромкая приятная музыка.
— Игнат! — громко сказала я, не осмеливаясь проходить в саму комнату. — Ты здесь?