Запрещенный Рюрик

Так что режим и правда был кошмарный, и ненависть к нему была совершенно закономерной. Естественна и ненависть, которую испытывали к Эрнсту Бирону, «фавориту» (а если попросту — любовнику) царицы Анны Ивановны.

Но, во-первых, знаменитая фраза «после нас хоть потоп» принадлежит вовсе не немцу, окопавшемуся в России, а самому что ни на есть национальному королю Людовику XIV, французскому королю французов. Еле грамотная Анна вряд ли слыхала эту фразу, но вела себя в полном соответствии с ней.

С 1730 по 1740 год в Российской империи был человек, который мог в любой момент пресечь «бироновщину», было бы только желание. Этим человеком была императрица Анна Ивановна.

Странно только, что все «хорошее общество» так дружно ненавидело Бирона и выдвигаемых им и Анной Ивановной иноземцев, но упорно не замечало роли самой царицы в расточении национальных богатств и в терроре.

Приходится признать то, что решительно не желало «в упор замечать» прекраснодушное русское дворянство, так возмущенное засильем немцев. То, чего упорно не желали видеть и историки, два века кряду певшие с голоса русского дворянства и всю бироновщину сводившие к немецкому засилью и насилию, что не только Бирон и другие немцы, что сама императрица хотела всего, что полагалось приписывать лично Бирону и немцам — мафиозной власти, бесконтрольности, легкой приятной жизни, развлечений.

Режим вошел в историю под названием «бироновщина», а должен бы войти как «анновщина»!

Во-вторых, вот чем-чем, а расизмом или национализмом Бирон совершенно не отличался. Несомненно, что «бироновщина» — это совершенно мафиозный способ управления страной, при котором правительство не интересуется благом страны, и ему попросту наплевать, что будет дальше, после него. Такой способ управления, естественно, требует и особенных людей — тех, кто по своему психологическому складу годится во временщики. Иностранцам проще быть в чужой стране временщиками, это однозначно.

Но нет никаких оснований считать, что Бирон относился к русским плохо, хуже, чем к немцам: среди его и сотрудников, и собутыльников множество русских. Справедливости ради: так же точно и Артемий Волынский близко дружил с секретарем императрицы Эйхлером, бароном Менгденом, Шенбергом, Лестоком. Так же и Андрей Ушаков охотно пьянствовал с Бурхардом Минихом.

Ниоткуда не видно, что русское дворянство было благороднее, лучше, приличнее Остермана и Левенвольда. Русское дворянство точно так же грабило и расточало богатства страны, творило невероятные жестокости, писало доносы, шпионило… словом, составляло надежную основу режима. Без доносов и взаимного подсиживания «бироновщина» не прожила бы и трех дней.

Во главе страшной Тайной канцелярии стоял «чистый русак», «птенец гнезда Петрова», Андрей Иванович Ушаков. Его шпионы и палачи (в том числе и женщины-палачи) вовсе не были немцами.

Русским дворянам «почему-то» не нравилось, когда такая система обрушивается на них, но они были готовы участвовать в ней, да и участвовали теми же доносами и службой.

Английский резидент Рондо доносил в Лондон уже в 1730 году: «Дворянство, по-видимому, очень недовольно, что Ее Величество окружает себя иноземцами… [это] очень не по сердцу русским, которые надеялись, что им будет отдано предпочтение».

Годом позже, в 1731-м, он же доносил снова: «Старорусская партия с большим смущением глядит на ход отечественных дел, а также на совершенное отсутствие доверия к себе со стороны государыни…».

Недоверие тоже объяснимо: в 1730 году вполне реально было введение куцей, но конституции. Сторонниками этой конституции были стариннейшие русские дворянские роды Голицыных и Долгоруких.

Тем удивительнее позиция русских дворян, которые в 1730 году то хотели, то не хотели конституции, а потом пили с Остерманом и с Бироном, то есть с легкостью становились временщиками в собственной стране. А едва умерла Анна Ивановна, сделались невероятными националистами, во всю глотку «обличая» «иноземный» режим.

Сам факт немецкого засилья при Анне оказывался удобен: он позволил русским видеть любые проблемы страны именно в самом этом засилье. Русские люди охотно валили все на немцев и при этом не хотели обсуждать многие проблемы Российской империи и русского общества.

Репрессивный полицейский режим? А это все Бирон, он «бироновщину» и завел.

Роскошь двора? Иллюминации и карнавалы на фоне пухнущих от голода деревень? А это иностранцам русских не жалко.

Никто не думал о будущем? А это иноземцы так решили, им же России не жалко.

Тайная канцелярия? А кто направлял руку Ушакова? Иноземцы и направляли, Ушаков только исполнял, и попробовал бы он…

В общем, готовые ответы есть на все возможные вопросы, и это опаснее всего. В смысле — опаснее для самих русских. Выдуманное ими самими «германское иго» очень удобно, чтобы не думать. И не задавать других вопросов…

Например, кем нужно быть, чтобы создать в стране фактически оккупационный режим. Режим, в котором иноземцы будут чувствовать себя комфортнее русских. И какими дураками (а это еще мягкий эпитет) надо быть, чтобы позволить ему это?