– Ситуация такая: вытягивался потихонечку позвоночник, и в голову стало поступать больше питания, и это состояние – кислородное опьянение. Смотрите с плечами что сейчас, Карина! Заметно ровнее. И левая сторона больше вытянута. Теперь уши. Здесь правое было ухо выше. Сейчас левое уже выше стало.
– Я прямо прозрел…
– Есть изменения, я думаю, что пойдёт общее улучшение состояния организма.
– В принципе даже за рулём это можно сделать. Спокойно так вот сесть и… ух, ты!
– У меня ученики, когда едут далеко, делают упражнения в автомобиле на трассе, там, где нет пробок. И можно спокойно делать упражнение без всяких проблем.
– И всё-таки давайте вернёмся к гимнастике. Вот был костоправ в ауле. Он ведь не записывал эти упражнения, они передавались из уст в уста?
– Как передаётся информация у нас, у тюркских кочевников? По объёму – это уже научные данные – по объёму и по весу самые «тяжёлые» головы у представителей алтайских народов, у монгольских и тюркских народов. Это исторический факт. Мы, тюрки, кочевники, сейчас иногда затрудняемся сами думать о том, насколько мы были цивилизованными, что у нас было, потому что многое мы передавали устным путём, не письменным, а устным путём. Аксакалы, апашки рассказывали истории, дастаны пели, ребёнок запоминал колоссальное количество информации, и за счёт этого объём мозга увеличился, вот так было издревле.
– А говорят, что интеллект не зависит от веса мозга… Итак, всё передавалось из уст в уста…
– Многое в наследии тюрков-кочевников, казахов в том числе, многое находится не в архивах, не в библиотеках, а, скажем, как в облаке Google, Mail. Когда-то академик Вернадский ввёл такое понятие, как ноосфера…
– Информационное поле Земли, да? Вы говорите об эгрегорах…
– Эгрегор имеет отношение к какой-то группе людей… Каждый человек, приобретая жизненный опыт, этот опыт он, скажем, как технологию, как алгоритм действий забрасывает в это облако и по необходимости берёт другой материал. Наше сознание взаимодействует с этим полем. Юнг когда-то назвал это коллективным сознанием, либо коллективным бессознательным. Есть сфера, мы её не видим, в которой всё человеческое знание, накопленное за миллион лет, и находится. И представьте, каково это облако, то есть собрание файлов, степных, тюркских, кочевых народов, у нас, у тюрков, у казахов, была возможность передачи этих паролей через устное творчество, через образное представление о том, что такое мир, как жили наши предки, как должно быть.
И вся эта программа, назовём – учебная программа, давалась ребёнку с самого рождения. И когда наши предки имели связь с ноосферой, с коллективным бессознательным, со своим файлом, тюркским, кочевым, они раскрывали в себе колоссальное количество каких-то возможностей. Но так получилось, что сама по себе казахская нация дважды немножко потерялась. Первый раз, когда впервые за тысячелетия мы перестали быть захватчиками и у нас имперские замашки отошли, произошло присоединение к России. Второй – когда 80 лет назад, чуть больше даже, голодомор забрал больше половины людей. Здесь опять-таки включается коллективное бессознательное. Вот, скажем, если представить нацию как человека, мы, казахи, наверное, одна из самых неудачливых наций в мире. Я говорю о прошлом. Вот представьте, половина населения скончалась от голода за 2–3 года. Большая часть людей видела, как умирали близкие, сами они выжили чудом. Вот так же человек. Если он за 2–3 года при, допустим, весе в 80-100 килограммов теряет часть себя за счёт некроза, за счёт чего-то ещё, то, конечно же, это стресс, колоссальный стресс.
– На Ваш взгляд, к чему данные стрессы этносы переживают? Что это страшное переживание дало казахскому народу?
– Сложно сказать. Мы сейчас будем заниматься футуризмом, этнофутуризмом. Я исхожу из каких соображений: если лет 200 назад, до присоединения к России, мы жили на этой земле свободно, то теперь стали жить под диктовку… Это не плохо, но и не хорошо…
– Но там же условия были – джунгары…
– Искали защиты?..