В другом углу фойе вели свой неспешный разговор седобородые старики. Много всякого им довелось повидать на своем веку, многое хранит их стариковская память. Хорошо помнят они и тяжелые военные годы, и столь же трудное послевоенное время. И куда лучше молодежи знают они, в какой бедности прозябал колхоз и как Федот Иванович Михатайкин вытащил его из этой бедности и привел к нынешнему богатству. Потому-то горой стоят они за строгого председателя.
— Не та молодежь нынче пошла. Строгостей не любит.
— А как без строгости? Без строгости нельзя. Дай-ка всем волю — тогда и от колхоза ничего не останется.
— Вожак должен быть с твердой рукой и с твердым характером… В стаде вон и то есть вожак. А в таком большом хозяйстве без твердой руки нельзя…
Между группами колхозников ходил слегка подвыпивший Ваня Козлов и как бы между прочим вставлял в разговор:
— А знаете, мужики, до чего довели некоторые агитаторы и пропагандисты нашего Федота Ивановича? Заявление об освобождении написал… Кто агитатор? А тот, кто получает сто семьдесят рубликов военной пенсии и проживет припеваючи, если колхоз и упадет.
Кто-то Козлову поддакивал, кто-то возражал.
— Волком на всех твой Федот Иванович кидается.
— Добрячков и до Михатайкина было много, да и сейчас они есть, — отвечал Козлов. — А вот такого председателя, который бы прославил колхоз на всю республику, среди тех добрячков почему-то не нашлось… Что делать, приходится выбирать между добросердечным ветродуем и строгим хозяином. Я бы лично выбрал хозяина…
Точно по звонку пришел в клуб и сам хозяин.
Был Федот Иванович по-необычному собран и подтянут. Черный костюм и белая нейлоновая рубашка придавали ему вид даже торжественный.
Правда, его несколько обескуражил недавний телефонный разговор с секретарем райкома. Федот Иванович пригласил его на нынешнее собрание, а тот, выслушав, сказал, что приехать не сможет. Он бы и рад приехать, ему, как бывшему председателю колхоза, сама идея тайного голосования кажется заслуживающей всяческого внимания. Но его вызывают в областной комитет на совещание по итогам весеннего сева… Федоту Ивановичу почуялось что-то неладное в самом тоне разговора, и он, чтобы убедиться в своей догадке, дипломатично предложил перенести собрание. «Думаю, что делать этого не стоит, — ответил Валентин Сергеевич. — Если уж задумали — проводите. Кстати, это будет нашим первым опытом; в районе, как известно, таким образом председателей колхозов мы еще не выбирали. Полагаю, и в обкоме этим делом заинтересуются. Тем более что и колхоз «Слава» в республике приметный, и председатель колхоза заметный…»
Последние туманные слова окончательно утвердили Федота Ивановича в мысли, что отказался секретарь райкома приехать на собрание неспроста. Похоже, его точно продуманный план начинает давать осечки. А так хотелось Федоту Ивановичу, чтобы секретарь райкома наглядно убедился, за кого проголосует народ: за него или за хваленого Алексея Федоровича…
Однако же уж очень-то огорчаться, наверное, резона нет. Ну, пусть Валентин Сергеевич на собрании не будет. Все равно сам факт тайного голосования будет известен и в районе, и в республике. Известны будут секретарю райкома и результаты голосования… Нет, переносить собрание нет расчета. Это может только вызвать ненужные кривотолки.
Зал полон. Опоздавшие начинают толпиться у задней стенки, заполняют проходы. Можно начинать.
Федот Иванович вышел на сцену, к столу президиума, и открыл собрание. По виду держался он ровно, спокойно. Но внимательный глаз мог бы заметить, что председатель чувствует себя напряженно и по-своему, по-михатайкински волнуется: то положит свои длинные руки на стол, то опустит их по швам; то напустит на лицо официальную холодность, то пытается улыбнуться, хотя это у него и плохо получается — вместо улыбки по лицу пробегает лишь какое-то отдаленное подобие ее, Даже председательские глаза, обычно цепкие и пронзительные, сейчас глядели не на ряды заполнивших зал людей, а скользили поверх их голов, Таким Михатайкина многие видели впервые.
Раньше, бывало, президиум выбирали быстро. А нынче и минута прошла, и другая на исходе, а в зале молчание. Наконец вышел к трибуне Вася Берданкин и самого же Михатайкина назвал первым кандидатом в президиум. Ну, а дальше-то уже пошло легко, привычно. Зоотехник Василий Константинович выкликнул Алексея Федоровича, тот, в свою очередь, зоотехника, отчего по залу пробежал легкий смешок: мол, выдвигают друг друга как бы в отместку — кому охота сидеть за столом президиума у всех на виду?..
Василий Константинович, которому поручили вести собрание, предоставил слово председателю колхоза.
Оно было кратким. Федот Иванович всего лишь сказал, что предлагает отныне выбирать колхозное правление и председателя в том числе тайным голосованием. Чтобы не было недовольных, чтобы каждый мог проголосовать, за кого ему хочется. Михатайкин еще не успел сесть, а в первом ряду уже поднялся бригадир трактористов Вася Берданкин и, не выходя на трибуну, а лишь обернувшись к залу, сказал: