Запоздалая оттепель. Кэрны

— Отец! Может, тебя она устроит, как женщина, на первых порах. Но дальше нам с ней все равно пришлось бы общаться. Не минуло б! И что тогда? Она перессорила б нас меж собой очень скоро. Тебе такое нужно? Нам — нет! — заговорил Андрей, стоявший у окна долгое время молча.

— Она при чем?

— Да ведь и мы захотим навестить тебя!

— Пап! Не обижайся на Максимку, чем раньше эта баба проявила себя, тем лучше.

— Где тонко, там и рвется. Если бы любила, выгнала Максима, а тебя не пустила б никуда от себя! Вот это я бы поняла! Пусть не понимает шуток, но доказала бы, что любит тебя! И тогда никто б не спорил. Не сомневался в ней. А так о ком мы говорим? Максим был при тебе в качестве шута при короле. Ну и прогони шута! А она не только обоих выгнала, но и обозвала! — распалилась Зинка.

— Да будет вам, сороки! Совсем изговняли бабу! В глаза не видя — испаскудили.

— От лишней боли хотим тебя уберечь!

— Да ты что, плесень! Впрямь раскис? Хочешь, я тебе сегодня такую подкину! Жопа как орех! Ноги из зубов растут! Сиськи навыкат! Волосья торчком на всех местах! Самой — пятнадцать лет!

— О Господи! Чур меня! Чур! — живо представил себе Кузьма деваху Максима.

— С ней о чем хошь болтай! Все проглотит! Сердечная на все места, за какие уплачено. И никаких истерик. Укатает, сама и вылижет. Без претензий! Хочешь? Нынче привезу! Тебе ее ночь повалять — целый месяц будешь помнить, — хохотал Максим.

— Кончай дурь нести! — осерчал Кузьма.

— Не дурь! Тебе действительно нужна другая женщина, чтоб знал сравнение с этой Шуркой! — встрял Егор.

— Да не был я с ней как с бабой! Не был. Не знаю ее! Чего пристали? Не для тела приглядел, глупые! Душу она мне грела. Вам того не понять.

Егор, покраснев, умолк. Пристыженно замолчала Зинка. Андрей отвернулся к окну. Что–то поняв, умолкла на полуслове Ольга. И только до Максима не доходило, за что можно любить Шурку…

— Дед! Тем более! Дурная баба — она и в постели телка! Нет смешинки — нет тепла. Она и в койку ляжет в телогрейке. Ты радуйся! Я ж тебе всерьез говорю! Сыщу замену — благодарить будешь!

— Ну, хватит нам! В самом деле. Будто на этом свет клином! Жил без бабья и обойдусь! — встал Кузьма, отмахнувшись от всех, и попросил Андрея показать внука, которого он впервые принес в гости к родне.

— Вот наш Димка! — приоткрыл сын одеяльце, и на Кузьму глянули два синих глаза. Совсем крохотный малыш смотрел на деда Настиными глазами. Серьезно, словно запоминая новое лицо, он изучал Кузьму совсем по–взрослому.

— На бабку похож! Вылитая Настя! — вырвалось у Кузьмы.

— Да! С этим не поспоришь. Внешне — копия. Лишь бы характером не пошел в нее! — дрогнули плечи Нины.

— То уже от Бога! И немножко от нас! — тихо сказал Кузьма.

— Завтра крестить понесем в церковь, — сказал Андрей и добавил: — Не забудь. Мы станем ждать тебя.

— А кумовья кто?

— Зинка и Максим! Свои, но не по крови. Мы спрашивали батюшку. Сказал, что можно. Все из своей семьи.

— Да нет! Мы отца не отпустим. Он с нами останется! Ведь завтра выходной. Побудь с нами! — попросил Егор.

Кузьма и рад бы был. Но на душе словно кошки скребли. Хотелось побыть одному хотя бы эту ночь. Ведь все рухнуло, все планы и мечты. А он этим жил каждый день. Но разве объяснишь детям? У них свое болит. И заботы другие — не его.

«Шурка — деревенщина, не пришлась ко двору. А ведь и меня выгнали отсель. Иль тоже пошутили? Мне та шутка чуть жизни не стоила! А сколь годов под единой крышей! Никто не вспомнил. Не повесть, а бред собачий. Хоть и кровь одна — родная! С ней — ничего не было! Может, оттого не дорог ей? — вспомнилась баба, доверчиво прильнувшая к нему в машине. Ее глаза и руки…

Расстаться с ней вот так глупо было больно. — Она дура, потому как шуток не уразумела. А ты вдесятеро дурней, ежели дошло до тебя, но продолжал скалиться! — ругал Максима молча. — Ну да что нынче? Не пойду к ней! Не смогу! Коль прогнала, знать, не нужен. К жене не воротился, к детям. А ты никем не стала. Просто знакомая. Таких, как я, у тебя небось немало. Кого любят, не сгоняют с дома, не лают грязно на весь двор, на смех соседям и улице. А коль так, об чем печалиться? Надо позабыть тебя!» — заставлял себя Кузьма не думать о Шурке.

Лишь поздним вечером в воскресенье вернулся он в стардом. Кузьма слышал, как стукнул в стенку Яков, зовя на чай. Но не пошел. Лег спать, чтоб завтра утром отдохнувшим выйти на работу.

Всю неделю столяр ремонтировал подвалы. В них уже стали складывать продукты, поторапливали Кузьму. И тот работал дотемна.

— Петли нужны для дверей, скобы и уголки для полок. Мои запасы кончились, — сказал он Якову в конце недели.

— Завтра в магазин с завхозом съездите. Возьмете все, что нужно, — ответил тот. И утром Кузьма поехал в город.

В хозмаге столяр растерялся от выбора. Еще полгода назад днем с огнем не сыскал бы таких шурупов, петель, завесов, теперь их — сколько хочешь! Кузьма набирал впрок, пересчитывая каждую покупку, как вдруг кто–то крепко вцепился ему в локоть.