Заповедник гоблинов

– Быть может, вы сомневаетесь в том, достойны ли мы приобрести указанное движимое имущество?

– И это тоже, – сказал Максвелл.

– Профессор Максвелл, – сказал колесник, – для вас будет несравненно лучше, если вы отбросите свои сомнения. Поверьте, вам не следует испытывать по отношению к нам какие-либо сомнения, ибо мы полны решимости получить то, что вы можете предложить. А потому вы должны охотно и добровольно вести переговоры с нами.

– Хочу я того или нет? – осведомился Максвелл.

– Вы не имеете представления о том, какое положение мы занимаем, – сказал колесник. – Ваши сведения ограничиваются известными вам пределами космоса. И вы не можете знать, что лежит за этими пределами.

В этих словах, в том, как они были произнесены, было что-то такое, от чего по спине Максвелла пробежала холодная дрожь, словно в комнату ворвался ледяной вихрь, примчавшийся из неведомых глубин Вселенной.

«Ваши сведения ограничиваются известными вам пределами космоса», – сказал мистер Мармадьюк. Но что лежит за этими пределами? Никто ничего не знал – известно было только, что в некоторых областях по ту сторону зыбкой границы, за которую еще не проникли разведчики человечества, колесники создали империю. И из-за этой границы до освоенной части Вселенной доходили жуткие истории, какие всегда рождаются на дальних границах, питаемые воображением человека, стремящегося разгадать то неизвестное, что таится чуть дальше впереди.

Контакты с колесниками были редкими и мимолетными, и о них не было известно почти ничего, а это само по себе уже не обещало ничего хорошего. Никто не протягивал дружеских рук, не делал жестов благожелательности и доброй воли – ни колесники, ни люди, ни друзья и союзники людей. В огромном секторе космического пространства пролегла безмолвная угрюмая граница, которую не пересекала ни та, ни другая сторона.

– Мне было бы легче принять решение, – сказал Максвелл, – если бы мои сведения были более подробными, если бы мы могли узнать о вас больше…

– Вы знаете, что мы – таракашки, – заявил мистер Мармадьюк, и слова эти буквально брызгали желчью. – Ваша нетерпимость…

– Вовсе нет, – негодующе перебил Максвелл. – И мы не считаем вас таракашками. Мы знаем, что вы – ульевые конгломераты. Мы знаем, что каждый из вас является колонией существ, сходных с теми, которых мы здесь, на Земле, называем насекомыми, и это, разумеется, составляет значительное различие между нами, и все же вы отличаетесь от нас не больше, чем многие другие существа с иных звезд. Слово «нетерпимость» мне не нравится, мистер Мармадьюк, так как оно подразумевает «терпимость», а это оскорбительно и для вас, и для меня, и для любого другого существа во Вселенной.

Он заметил, что трясется от гнева, и удивился, почему одно какое-то слово могло его так взбесить. Его не вывела из себя даже мысль о том, что знания хрустальной планеты вот-вот достанутся колесникам, и вдруг он пришел в ярость от одного слова.

Возможно, подумал он, это произошло потому, что там, где множество самых разных рас должно жить в мире и согласии друг с другом, и «нетерпимость» и «терпимость» стали одинаково грязными ругательствами.

– Вы ведете спор убедительно и любезно, – сказал мистер Мармадьюк. – И возможно, вы не нетерпимы…

– Если бы нетерпимость и существовала, – не дал ему окончить Максвелл, – не понимаю, почему вы приходите в такое негодование. Ведь проявление такого чувства бросает тень не на того, против кого оно направлено, а на того, кто его испытывает, поскольку он демонстрирует не только невоспитанность, но и глубокое невежество. Нет ничего глупее нетерпимости.

– В таком случае что же вызывает у вас колебания? – спросил колесник.

– Мне необходимо узнать, как вы думаете распорядиться своим приобретением. Я хотел бы выяснить, какова ваша цель. Я еще очень многое должен был бы о вас узнать.

– Чтобы получить право судить?

– Но как можно судить в подобных ситуациях? – с горечью сказал Максвелл.

– Мы слишком много говорим, – объявил мистер Мармадьюк. – И без всякого смысла. Я вижу, что у вас нет намерения устроить нам это приобретение.

– Вот именно, – ответил Максвелл. – По крайней мере в настоящий момент.

– В таком случае, – сказал мистер Мармадьюк, – нам придется искать иной путь. Своим отказом вы причините нам значительные хлопоты и потерю времени, и мы будем вам весьма неблагодарны.

– Мне почему-то кажется, – сообщил ему Максвелл, – что я как-нибудь стерплю вашу неблагодарность.

– Быть на стороне победителя, милостивый государь, – угрожающе произнес мистер Мармадьюк, – это немалое преимущество.

Мимо Максвелла промелькнуло что-то большое и быстрое. Краем глаза он уловил блеск оскаленных зубов и стремительный взлет песочно-коричневого тела.

– Сильвестр, не надо! – вскрикнул Максвелл. – Не трогай его, Сильвестр!