Заповедь

Гагаева посадили среди стариков, которые намного превосходили его по возрасту. Этим жестом аульчане подчеркнули свое уважение к нему. Его часто упоминали в своих тостах, ему подкладывали лучшие куски мяса, к нему обращались со словами привета, — и он понимал: присматриваются, еще не приняли в свой круг. Гость постоянно был в напряжении, не забывая о том, что от того, какое он произведет сегодня впечатление на стариков, зависит, захотят ли они видеть его своим соседом. И он следил за тем, чтобы не сказать лишнего слова, чтобы не опьянеть от выпитых при каждом произносимом тосте стаканов. За столом непросто угодить всем. Гагаев вел себя солидно, с чувством собственного достоинства, и в то же время был внимателен и вежлив со всеми.

Присматриваясь к соседям, Дзамболат старался по их обращению друг с другом определить, кто какой вес занимает в ауле. И убедился, что Асланбек пользуется безграничным доверием. Всегда будет так, как скажет старейший житель аула.

... Утомленного дорогой и пиршеством Дзамболата отвели в предназначенную ему комнату, где вместо традиционных деревянных нар стояла железная кровать. О сыновьях Дзамболат не беспокоился. Их не было за столом кувда, сыновьям нечего делать там, где сидит отец, но он знал, что все они накормлены и уложены спать. Наверняка не забыли и о его жене Хадизат...

Сон не шел. От выпитого кружилась голова. Дзамболат выглянул в окно. Уже рассветало. Во дворе находились брички, бидарка, несколько арб, среди которых он узнал и свои... «Ребят, видно, устроили в нижней комнате», — решил он. Тяжелые мысли беспокоили Дзамболата. Он понимал, что теплый прием, оказанный ему в ауле, — не что иное, как обязательный ритуал гостеприимства, который может быть лучше или хуже, но будет соблюден. Приветливость, с которой их встретили здесь, еще не является гарантией, что просьбу их удовлетворят. За столом одно, а на нихасе все может оказаться иначе.

Дзамболат мысленно поставил себя на место Асланбека, Хамата, Иналыка, Дахцыко и постарался представить себе, что бы он ответил, если бы к нему обратились с подобной просьбой и от него зависело решение вопроса. И с содроганием признался, что не всякому придется по душе приезд незнакомцев.

Надо понравиться аульчанам. Нельзя, чтобы в эти дни кто-нибудь из детей совершил оплошность. Надо еще раз предупредить сыновей, чтобы последили за собой и друг за другом. Каждое неудачное слово, каждый жест могут оттолкнуть и настроить против них. Нет, надо быть настороже, лишнего не пить, не болтать. А сейчас спать, спать...

***

... Утром за завтраком Асланбек вскользь, будто внезапно вспомнив, отдал поручение:

— Таймураз, не забудь, мельницу надо привести в порядок, — и пояснил Дзамболату: — Последний паводок повредил сваи и сдвинул их с места, вот-вот жернова рухнут...

Дзамболат уловил, что старец неспроста при гостях завел этот разговор, наверняка желает проверить, на что способны пришельцы. И он тут же отозвался:

— Таймураз, тебе помогут мои сыновья, — и кивнул Мурату и Газаку. — Займитесь делом...

***

... Это с виду кажется, что в постоянной борьбе солнца и ледников, заполонивших вершины каменных великанов, побеждает светило, ведь лед летом тает, наполняя водой речки и превращая их в бурные потоки. Но даже в самую жаркую пору окуни в них солнце, и оно содрогнется от холода: так противится пламени лед.

Дрожа от озноба, парни выскочили на берег и торопливо накинули на себя бешметы. Заглядывай солнечные лучи сюда, в теснину ущелья, — горцы быстрее бы согрелись. Мурат, Таймураз и Газак, зная, что находятся под пристальным наблюдением аульчан, снова и снова упрямо лезли в студеную воду. Шутками подбадривая друг друга, скользя босыми ногами по гладким камням, сбиваемые ярым натиском реки, джигиты работали в теснине, где река, суживаясь, неслась с особой быстротой; парни воздвигали каменные сваи, на которые ляжет помост мельницы. Огорчало их то, что жернова от многолетней работы стали ноздреватыми. Помол, конечно, будет покрупнее, но и из такой муки пироги получаются что надо...

— Так не согреться! — вскочил на ноги Газак и коршуном навалился на Таймураза. — Покажи свою сноровку, Тотикоев!

Он был ловок и быстр, умел делать подсечки и подножки, и Таймуразу стоило немалых усилий выстоять и не лечь на лопатки. Начав борьбу в шутку, они разгорячились, точно призом была лошадь с кабардинским седлом.

— Не хватит ли? — попытался угомонить их Мурат. — С нихаса все видно...

Но теперь Таймураз разошелся не на шутку и пристал к Мурату:

— Тебе не выстоять против меня. На что угодно спорим!

— Спорь, Мурат, — тяжело дыша, подзадоривал их Газак. — На коня спорь. Лошади у Тотикоевых не ахти какие, но для работы сгодятся.

— Этого не будет, — засмеялся Таймураз. — Давай сойдемся, Мурат. Вставай, не трусь...

Мурат молча смотрел на несущиеся мимо них воды реки.

— Ты ему такие слова не говори, — обрезал Тотикоева Газак. — Гагаевых никто и никогда не мог упрекнуть в трусости. А Мурат в двенадцать лет поднял топор на абреков. Не веришь?

Таймураз поправил черкеску, подсел к Мурату:

— Расскажи, как было...