– Шестьсот тысяч! – живо отозвался аукционщик, поправив на шее малиновую бабочку. Лицо его просветлело. Наверняка в эту минуту он мысленно пересчитывал положенный процент, что принесли ему уже первые часы аукциона. – Поверьте мне, господа, шестьсот тысяч долларов за такое судно сущая безделица. В длину танкер составляет почти четыреста метров. Это судно – сплошная электроника. За последние годы в России было изготовлено только три таких танкера. У судов подобного класса потрясающая живучесть. По существу, он непотопляем.
– Полтора миллиона, – скромно проговорил лысоватый мужчина средних лет в клетчатой рубашке.
Вот о нем Кириллов мог сказать почти все. Начиная с того, кого тот поимел вчера вечером и какие запчасти приобрел на авторынке для своего потрепанного «жигуленка». Человек в клетчатой рубашке был одним из подставных лиц Валерия Валентиновича. Держался мужчина с большим достоинством, как будто участвовал в аукционах с двенадцатилетнего возраста. В зале никто не посмел бы даже предположить, что у лысого вообще нет денег, не считая, конечно, той заначки, которую он ежемесячно укрывает от жены.
– Полтора миллиона семьсот! – прозвучал звонкий голос.
Это был человек Шевалье. На нем, несмотря на июльскую жару, был костюм из тонкой черной шерсти и очки в золотой оправе. Этот молодой человек был одним из директоров коммерческого банка. Обладая безукоризненной репутацией, он был явным сторонником законных и о каждой серьезной сделке, что проходила в стенах его банка, лично сообщал Шевалье. Банкир имел авантюрную жилку, которую не без успеха использовали для своих целей воры в законе.
– Два миллиона, господа! – торжественно выкрикнул аукционщик.
– Два миллиона двести! – молоток вновь указал на лысого.
Как и предполагал Кириллов, спор развернулся именно между этими двумя покупателями. Поочередно, словно соревнуясь в упрямстве, перебивали они друг у друга цену, и молоток аукционщика метался из стороны в сторону.
– Три миллиона! – раздался возглас, и зал притих.
– Три миллиона... раз! Три миллиона... два! Три миллиона...
– Три с половиной миллиона, – простенько и безо всяких эмоций перебил лысый. Создавалось впечатление, что и сто миллионов он будет произносить точно таким же безрадостным голосом.
– Три семьсот, – банкир произнес это тоже довольно равнодушно.
– Четыре, – тоскливо издевался лысый.
– Четыре миллиона, раз!.. Четыре миллиона, два!.. Четыре миллиона... три! Продано, господа! Поздравляю вас!
«Спекся очкарик!» – злорадно подумал Кириллов и поймал себя на том, что порадовался за Лукьянова.
Малява была короткой, но смысл ее поверг Варяга в состояние глубокой депрессии. Владислав в последний раз перед тем, как сжечь, прочитал записку: «Заводы ушли. Казначей проиграл. Законные хотят получить деньги. Скажи, что делать. Грач».
Да, известия не самые приятные. Значит, кто-то все-таки посмел бросить вызов законным, а оставлять это безнаказанным смотрящий просто не имел права – сход не поймет.
Ефимович рискнул играть в слишком опасную игру и проиграл. И куда только смотрел Ангел? Хотя, в общем-то, его дело было только следить за процессом, особо не вмешиваясь, а тем более не пересекаясь с потенциальными конкурентами.
Коротко вздохнув, Варяг поднялся и громко стукнул три раза в дверь.
– Что вам, Владислав Геннадьевич? – Дверца окошка отворилась, в нем показалось лицо молодого охранника.
– Ручку и бумагу, быстро, – распорядился Варяг.
– Сейчас.
Окошко закрылось. Охранника не было минут пять, наконец он принес авторучку и большой лист лощеной бумаги.
Варяг забрал письменные принадлежности, уселся за стол и принялся быстро писать.
– Что-нибудь еще? – поинтересовался охранник.
– Нет, ничего не нужно.
Лицо тюремщика тут же скрылось. Охранник понял, что сейчас смотрящего вряд ли стоит доставать глупыми вопросами.
Варяг тем временем написал маляву и перечитал написанное: «С казначея требовать долги. Собрать сход. Виноватых не ищите, сами объявятся. Живите по закону. Варяг». Да-да, именно так: «Живите по закону» – это его, Варяга, заповедь.
Получилось как раз то, что было нужно. Ничего лишнего, но и сказано достаточно. Хотя у законных наверняка могут возникнуть еще великое множество вопросов, однако всему свое время. Когда оно придет, тогда и будем решать.
Вечером малява уже была передана в надежные руки и отправилась к адресату.
Ночной звонок прозвучал как-то зловеще. Шевалье поднял трубку. Зловещий голос вежливо и вкрадчиво поинтересовался:
– Как тебе живется, Виталик?