— Я тебе искренне благодарна, но пора и честь знать. Мы ведь не договаривались, что я поселюсь здесь навечно, как ты помнишь. К тому же, сам подумай, зачем тебе иметь под боком разведенную жену с ребенком? Мы будем стеснять тебя, а это может серьезно нарушить твой жизненный уклад. Ведь, как я слышала, было немало серьезных заявок на место в твоей постели, — сказала Мишель чуть насмешливо и лукаво улыбнулась, чтобы дать ему понять: она не осуждает и нисколько не ревнует.
Она внутренне сжалась, когда Мэтью приблизился к ней и положил руку на плечо.
— Если тебя беспокоит только это, у нас не будет проблем. Обсудим за ужином.
Мэтью вышел из кухни, а у нее осталось впечатление, что она только подбросила дров в огонь. Он явно неправильно истолковал ее слова, решив, по-видимому, что Мишель ждет от него признаний и заверений.
Филипп расплатился с таксистом, когда часы на колокольне церкви пробили пять. Дул сильный холодный ветер с дождем, и он поднял воротник кожаной куртки. Окна бутика были ярко освещены, но на стекле входной двери висела табличка «закрыто». Однако в глубине магазина Филипп увидел светлую головку Кэтрин, склонившуюся над конторкой.
Как всегда уверенно, Филипп подошел к входу и решительно постучал согнутыми пальцами по стеклу, но в душе у него царил сплошной кошмар. Конечно, он не сомневался, что без труда узнает у своей дальней кузины, где найти жену. Но согласится ли Мишель вернуться к нему после того, что он наговорил ей в Новом Орлеане? Когда-то она любила его, если верить ее словам. Но, может, он потерял ее любовь навсегда?
Очаровательное лицо Кэтрин расплылось в улыбке при виде Филиппа. Она открыла дверь и впустила его в магазин.
— Приехал за Мишель, — констатировала она. — Давно пора. — Он прошел за ней в глубь помещения, где было тепло, светло и празднично. — Постарайся не забрызгать шелковые блузки, — попросила Кэтрин.
Осторожно обойдя пестрые ряды развешанной одежды, Филипп опустился на стул, стоявший напротив кресла Кэтрин, засунул руки в карманы куртки и скрестил в щиколотках вытянутые ноги.
— Надеюсь, она не брала с тебя слово хранить в тайне ее адрес?
— Разумеется, брала! — весело ответила Кэтрин, отворачиваясь, чтобы включить электрический чайник на сервировочном столике. — Но, как и в прошлый ее побег, я готова нарушить свое обещание ради доброго дела. Хотя тогда я и словом не обмолвилась, что регулярно докладывала тебе о ней, что это ты заставил меня взять ее на работу вместо Долли, которая ждала ребенка, а также о том, что это ты оплачивал якобы бесплатную квартиру. — Она насыпала гранулированный кофе в две тяжелые глиняные кружки. — За год Мишель сильно изменилась, обрела уверенность и самоуважение. Для нее будет большим разочарованием узнать, что ты весь год фактически опекал ее. Во многих отношениях она осталась такой же наивной, как и раньше. Она никогда не задавалась вопросом, почему ее работа у меня так хорошо оплачивалась… Спасибо твоим полновесным чекам. Не думаю, что она обрадуется, узнав, что за всем этим скрывался ты. Мне следует предостеречь тебя: не вздумай открыть ей эту тайну ни при каких обстоятельствах.
— Спасибо, что предупредила.
Кэтрин права, Мишель радовала своим новым обликом уверенной и деловой женщины, при этом очень женственной и привлекательной. Когда она оставила его в первый газ, он был на грани безумия, впервые осознав, как много Мишель значила для него. Да, семейная жизнь у них не заладилась, но Филипп с горечью вынужден был признать, что не очень-то старался ее наладить, за что и ненавидел себя. Глупостей он наделал немало, но говорить Мишель о том, что весь год заботился о ней, Филипп не собирался. Он рассчитывал рассказать ей об этом когда-нибудь, когда они наконец обретут друг друга, когда наладится их семейная жизнь, основанная на любви и взаимном доверии. Тогда в их отношениях не будет места секретам.
— Выпей горячего, тебе это сейчас не помешает. — Кэтрин поставила перед Филиппом кружку с дымящимся кофе, выводя его из задумчивости. — У тебя такой вид, словно ты перестал спать и есть.
Возражать он не стал, она была близка к правде. Филипп пил большими глотками ароматный кофе, пока Кэтрин искала листок бумаги и писала на нем адрес.
— Не знаю, что произошло между вами теперь, она мне не рассказала. Я была уверена, что на этот раз у вас наладятся отношения. Но Мишель вернулась в таком состоянии, будто для нее мир рухнул.
— Моя вина, — угрюмо признался Филипп.
Сердце его забилось от внезапно вспыхнувшей надежды. Она не стала бы так расстраиваться, если бы видела в нем лишь самца, принудившего ее шантажом к сожительству и удовлетворявшего ее возросшую сексуальность.