Изабель пожала плечами, словно ответ был вполне очевиден.
— Ей было негде остановиться, а у нас много места. Больше, чем необходимо. В смысле, кому нужно пять ванных комнат, Маделин?
Маделин Шеридан смотрела на Изабель Джейкобс, словно пытаясь увидеть насквозь, но получалось только смазанное пятно. Ее губы беззвучно шевелились. Маделин говорила сама с собой по-французски, потому что вещи, о которых она размышляла, было бы затруднительно выразить на английском. Мысли тяжело бились о губы, точно о стену: Кы, Кы, Кы — будто она и вправду была одержима Китти Финч, которая по непонятным причинам совершенно очаровала Юргена и всех остальных и теперь беспрепятственно манипулировала людьми и плела интриги. Последние три недели Маделин наблюдала за семейством Джейкобсов с лучшего места в зрительном зале, со своего затененного балкона. Изабель Джейкобс сама подтолкнула Китти Финч в объятия своего несуразного мужа, но это был глупый, безрассудный риск, потому что она могла потерять дочь. Да. Если муж Изабель соблазнит сумасшедшую девочку, вернуться к прежней, нормальной жизни уже не получится. Изабель придется уйти от мужа. Нине Джейкобс придется выбрать кого-то одного из родителей, с кем она будет жить. Неужели Изабель не понимает, что ее дочка уже давно приспособилась к жизни без матери? Маделин Шеридан попыталась сомкнуть губы, потому что они выговаривали неприятные вещи. Она с трудом различала силуэт Изабель на диванчике. Шевелится, кладет ногу на ногу. Меняет ноги. На улице такое пекло, что в доме пришлось включить кондиционер. Древний агрегат гудел и стонал у нее над головой. Маделин чувствовала (хотя и не видела), что Изабель — сильная женщина. В медицинском институте Маделин повидала немало женщин, учившихся на кардиологов, гинекологов и онкологов, специализирующихся на раке костей. Потом они выходили замуж, рожали детей, и с ними что-то происходило. Их одолевала усталость. Всех до единой. Маделин Шеридан хотелось, чтобы эта яркая, ухоженная, загадочная женщина, сидящая в ее гостиной, потускнела бы, сгорбилась от утомления, сделалась уязвимой, проявила хотя бы какую-то слабость. Маделин хотелось, чтобы Изабель в ней нуждалась и, самое главное, чтобы она оценила, что кто-то пытается ей помочь.
Но вместо этого обманутая жена накрутила на палец прядь длинных черных волос и попросила подлить ей хереса. Почти кокетливо.
— Ты давно вышла на пенсию, Маделин? Я часто брала интервью у врачей, работавших в самых тяжелых условиях. Без инструментов, без света, иногда даже без медикаментов.
У Маделин Шеридан болело горло. Она наклонилась к женщине, которую пыталась сломить, сделала судорожный вдох и замерла в ожидании, когда придут слова: что-нибудь о работе до ухода на пенсию, о том, как непросто было убедить малообеспеченных пациентов бросить курить.
— Сегодня у меня день рождения.
Ей самой не понравилось, как прозвучал ее голос — тонко, почти умоляюще, — но теперь уже поздно что-то менять. Если бы можно было повернуть время вспять и сказать это снова, фраза вышла бы легкой, беспечной, с намеком на изумление, что она до сих пор жива. Кажется, Изабель искренне растерялась.
— Поздравляю! Знала бы — принесла шампанского.
— Да. Спасибо. — Маделин Шеридан вновь взяла тон заносчивой англичанки из состоятельного среднего класса. — Кто-то забрался в мой сад. Украл мои розы. И я, разумеется, знаю, что Китти Финч на меня очень зла.
Эксцентричная жена поэта принялась объяснять, что кража роз в чьем-то саду — еще не показатель безумия и, во всяком случае, уже поздно и ей хочется пожелать дочке спокойной ночи. В небе за окном стояла полная луна. Что она делает, жена поэта? Она подошла к Маделин. Подошла совсем близко. Маделин чувствовала запах меда.
Изабель Джейкобс еще раз поздравила ее с днем рождения и приложилась теплыми губами к ее щеке. Поцелуй был таким же болезненным, как саднящее горло.
Иностранные языки
Нина спала, но ей снилось, что она не спит, а идет в гостевую комнату, где на кровати лежит Китти Финч. Китти Финч с распухшим лицом и разбитыми губами. Это была она, Китти, но совсем не похожая на себя. Там, во сне, Нина услышала, как Китти шепчет ее имя.
Нина подошла ближе. Веки Китти были усыпаны крошкой зеленых теней. Зеленые веки выглядели как листья. Нина присела на краешек кровати. Китти попала под запрет, потому что она опасна. Она говорила опасные вещи и совершала опасные поступки. Нина сглотнула комок, вставший в горле, и передала мертвой Китти всю информацию.
Твоя мама приедет, чтобы тебя забрать.
Она положила к ногам Китти синюю леденцовую мышку. У мышки был крошечный хвостик из тонкой веревочки. Нина нашла ее под кроватью у Китти.
Я принесла тебе мыло.
Она не раз наблюдала, как Китти ищет мыло, но в ее крошечной ванной не было ни кусочка, и она говорила, что потратила все деньги, чтобы взять в прокате машину.
Я прочла твое стихотворение. По-моему, оно прекрасно. Лучшее стихотворение из всех, что мне доводилось читать.
Она процитировала Китти ее собственные строки. Не слово в слово, а так, как запомнила: