Записки Виктора Толстых

И вот в половине восьмого следующего дня я позвонил в дверь Лены. Она как раз выходила. Я предложил довезти ее на машине.

— По-моему, я поймала суть, — сказала она, — но Вам, Витя, пока ничего не скажу. Пока вы не выясните один вопрос.

— Какой такой вопрос?

— Я знаю кое-что по такому колдовству, — она медлила, есть один неприятный момент.

— Не тяни, Лена, мы же свои люди.

— Выясни, использовала ли эта женщина при изготовлении своих волшебных снадобий, — она вздохнула, а потом выпалила: свои собственные испражнения?

Ну и вопросик! Что ж, надо так надо. И я поехал выяснять. Хотя и не мог пока найти связи. Встретился с врачом, ведущим Котову. Странно, но психиатр совсем не удивился вопросу, напротив, закивал головой, потом уткнулся в историю болезни.

— Да, это многое могло бы объяснить! — заявил он и отправился беседовать с больной. Меня он с собой, естественно, не пригласил. Прошло около часа. Появился врач, держа в руках историю болезни. Там, где были приклеены анализы.

— Да, вы оказались правы, — врач говорил со мной явно уважительно, — и как я сам до этого не додумался! Все так просто…

— Так что, использовала?

— Да, почти всегда, — ответил психиатр, — она еще несколько лет назад где-то вычитала, что моча и кал — сильнейшие привораживающие средства. И вовсю добавляла их в снадобья. Так что я поздравляю вас! Теперь все понятно.

— Спасибо, — сказал я. Мне стыдно было признаться, что я пока ничего не понимаю. Я так ничего и не сказал больше этому врачу. Да он, кстати, сразу же занялся каким-то другим делом.

* * *

А я прямиком направился к Лене. Дома ее не было. Решил ждать. Двухчасовое ожидание было, наконец, вознаграждено. Девушка вернулась, отперла дверь и запустила меня.

— Ты сейчас мне все объяснишь! — заявил я и начал рассказывать всю сцену в институте судебной психиатрии. Закончил, не скрыл, что в какой-то мере обманул врача, прикидываясь знайкой-всезнайкой.

— Да все очень просто, — студентка явно тянула время, растягивала удовольствие. Хорошо, хоть не «Элементарно, Ватсон!». Наконец, она выложила суть дела: — понимаешь, подозрение зародилось у меня, когда я анализировала причины смертей всех этих людей. Причины были всегда связаны с повреждением центральной нервной системы. Если это бактериальная или вирусная инфекция — то почему только у этих людей? Да и заразить специально тем же менингитом ведьма не в состоянии, надо иметь культуру бактерий под рукой, как минимум. А тут еще нам доцент рассказывал случай так называемой медицинской интуиции. Но он не имеет явного отношения к данному делу. Можно не рассказывать?

— Расскажи, — попросил я Лену, — мне в любом случае интересен ход твоих мыслей.

— Один очень опытный врач-невролог дежурил ночью по клинике. Сидит, как это вы, мужики, говорите, расписывает пульку. А ему сообщают, что привезли больного. С неукротимой рвотой. А наш-то не может от игры оторваться. Его снова зовут, рвота не прекращается, начинаются судороги. Короче, когда доктор явился, то больной уже благополучно скончался. А врачу надо писать эпикриз. И давать посмертный диагноз. Думал-думал этот врач, смотрел на труп, а потом взял и написал: «Эхинококк четвертого желудочка головного мозга». И что вы думаете?

— Вскрытие подтвердило?

— В точности! — Лена помедлила, затем плавно перешла к интересующей меня теме. — Глупая история, но учит — интуиция есть интуиция, к ней стоит прислушаться! Это, вообще-то, не мои слова, так доцент свой рассказ закончил, ну это я на занятии слышала… Вот у меня и промелькнула мысль о гельминтозе. Не эхинококк, как в том случае. А цепень. В тот самый момент, когда смотрела анализы этой, так сказать, ведьмы. У нее в кале обнаружены были яйца глистов. Тут-то меня и осенило.

— Причем здесь цепень, они же не от истощения померли, эти ее мужья-любовники.

— Правильно, в стадии половозрелой особи цепень существует в виде длинного червя, гермафродита, между прочим. Но взрослой стадии предшествует личинка.

— Да, я помню из школьного курса, — сказал я, — это еще в свинине находят такие, как их, финки, по-моему!

— Совершенно правильно, — кивнула головой моя собеседница, — а съевший непрожаренную свинину человек получает себе в товарищи длиннющего червяка, вырастающего из этой финки.

— Но если у гражданки Котовой был цепень, — я начал вникать, — яйца которого имеются в кале, а она этот кал добавляла в те снадобья, которыми потчевала своих любимых…

— То не у свиней, а у людей протекала личиночная стадия болезни, — кивнула Елена, — а личинка цепня, развивающаяся в мозге человека, приводила к смерти. А так как даже в небольшой крупинке кала имеются несметные количества яиц, то заражение было множественным, а болезнь и смерть — гарантированными.

— Слушай, милая, — я был поражен тем, что дело раскрутила эта девчушка, а не опытные в таких делах мужики, — у тебя ведь настоящий мужской интеллект!

— Да, — сказала она даже несколько печально, — все говорят, что и манера разговора у меня мужская. Но кое-что у меня женское. Проверить не желаешь?

* * *