У меня возникла дерзкая мысль: как и чем убить Алексея? Но думал я, так сказать, в теории. А в жизни оказывалось совсем наоборот. Здороваясь, я пожимал Алексею руку, разговаривал с ним, угощал его папиросами или брал папиросы у него. И другие обменивались с ним рукопожатиями, а девушки принимали его приглашения на танцы. Но когда он приближался, разговоры смолкали или переходили на нейтральные темы. Невидимая перегородка встала между ним и нами. Но он не был проницателен и, думается, первые два-три года и не догадывался о существовании той перегородки.
Мы, бывшие люди, происходившие от Рюрика, Гедемина или выходца "от немец", в годы революции крепко сплотились друг с другом, несчастья сблизили нас между собой. Мы все не колеблясь готовы были помочь материально или морально чем могли даже четвероюродной сестре, если арестовывали ее мужа. Мы были сильны своей сплоченностью. И дружба между братьями и сестрами родными, двоюродными, четвероюродными, свойственниками, когда каждый из нас мог положиться на родственника, полностью ему довериться, дала страшную трещину. Подобно Иуде, один из нас стал предателем.
И стой поры к каждому новому знакомому мы относились с подозрением, отмечали все его вопросы, следили за его поведением. Должно было пройти несколько лет, и мы либо убеждались, что он истинный друг, либо продолжали сомневаться.
В последующие годы в наших рядах нашлись еще предатели - одни наверняка, другие подозреваемые, быть может, зря. Из них троих мужчин и одну женщину я упоминаю в своих записках. Некоторые живы и сейчас, когда я пишу эти строки; другие покоятся в земле Колымы или Воркуты. Но я никогда не назову их имен. Живы их родственники следующих поколений. Они и не подозревают о черных несмываемых пятнах, которые легли на тех, кого они с детства уважали и любили. И пусть тайна тех страшных пятен умрет вместе со мной...
- Что же вы все пишете об арестах, о притеснениях, о предательстве? быть может, упрекнет меня будущий читатель.- Неужели вы не можете рассказать ни о чем светлом?
К сожалению, такова была наша тогдашняя жизнь, темные ее стороны преобладали. Но мы были юны, беззаботны. Каждую субботу собирались теперь у нас, в нашей просторной квартире на Еропкинском - гости мои, моей младшей сестры Маши - наши двоюродные, наши четвероюродные, братья Раевские Сергей, Михаил и Андрей, другие молодые люди, неравнодушные к сестре Маше. Являлась ее подруга Ляля Ильинская, и приходил предатель Алексей Бобринский. Мы заводили бешеную игру в "сумасшедшую подушку", а если сестра Соня была дома, мы ее упрашивали дирижировать кадрилью, а бабушка садилась за рояль, играла свой незабываемый галоп, а мы, обливаясь потом, самозабвенно прыгали...
Невдалеке, на Староконюшенном переулке, в одном чулане погибала от сырости библиотека двоюродной сестры дяди Александра Васильевича Давыдова Анны Владимировны Белявской. В начале революции у нее умер муж и был расстрелян единственный сын-офицер, и она - одинокая - поселилась с семьей Давыдовых в Кулеватове.
Связки книг мы перевезли на салазках к себе на Еропкинский. Там было много таких, которые сейчас составляли бы большую ценность. Именно благодаря им я хорошо знаю историю. Назову некоторые: Оскар Йегер - "Всеобщая история" (в четырех томах), Элизе Реклю - "Вселенная и человечество", Шильдер "Александр I", "Записки Екатерины II".
В те годы не боялись выпускать мемуары отдельных белогвардейцев, например Деникина, Шульгина - "Дни" и "1920 год". Выходило много переводов иностранных авторов, из коих иных у нас позднее прославляли, а иных, наоборот, проклинали, а иные канули в Лету. К первым отнесу Ромена Роллана, Хемингуэя, Голсуорси, двоих Синклеров, ко вторым - Клода Фарера, Андре Жида. Тогда же выходили один за другим романы "Приключения Тарзана" - столь потрясающе захватывающие, что даже почтенные старушки рвали томики друг у друга и одалживали их приятельницам лишь на одну ночь.
Все это, ценное или, наоборот, пустое, я проглатывал, засиживаясь порой за полночь...
4.
Наша двоюродная сестра Соня Бобринская выходила замуж за своего шефа, представителя английских пароходных компаний мистера Реджинальда Уитера. Тогда многие ущемленные нэпманы, в основном евреи, могли беспрепятственно эмигрировать, главным образом в Южную Америку. И пароходные компании процветали. Реджинальд, сокращенно Редж, всех очаровал своей простотой, любезностью, общительностью, умом.
- Какая ты счастливая! Ты будешь подданной короля,- сказала бабушка своей внучке, когда нареченные явились к нам с предсвадебным визитом. Венчались в церкви Спаса в Песках близ Арбата. Благодаря картине Поленова "Московский дворик" она единственная, среди двух десятков соседних, уцелевшая до наших дней.