Записки уцелевшего

Маша горячо молилась, все ее прекрасное лицо было одухотворено молитвой, великим таинством венчания. А Всеволод, высокий, с черными усиками, стоял неподвижно, для него религиозный обряд являлся традиционной необходимостью.

Все пошли в дом наших родителей. Начался пир. Народу собралось много и родных, и знакомых. Угощение было отменное, и вина лились, и кричали: "Горько, горько!". Но торжество омрачилось. Неожиданно вошла мать Кати Красивой спрашивать, где ее дочь. А Катю тоже пригласили на свадьбу, но он не явилась. Все поняли, что ее арестовали.

Мы отправились на вокзал провожать Машу со Всеволодом, уезжали и многие гости в Москву. Безмерно счастливые, молодые встали наверху в тамбуре вагона, а мы глядели на них снизу с платформы.

"Уезжай, уезжай скорее, — думал я о Маше, — а то и тебя арестуют". В те времена отъезд нередко спасал от беды…

В долине реки Сок

1

Не хотелось мне покидать Клавдию и обоих сыновей на неопределенный срок, но что делать! Уехал я сразу после свадьбы Маши и Всеволода, у меня был адрес жившей в Куйбышеве нашей четвероюродной сестры Софиньки Медем. Еще до революции мы дружили с семейством графов Медем, старший брат Софиньки Федя учился в одном классе Медведниковской гимназии с моим братом Владимиром, а она сама училась в одном классе Алферовской гимназии с моей сестрой Соней.

Софинька меня встретила приветливо, жила она одиноко, ее мать умерла от тифа в первые годы революции, ее отец не так давно умер в тюрьме, ее брат в 1919 году скрылся вместе с отступавшими колчаковцами и жил в Германии, занимал выгодную должность управляющего имениями князя Бисмарка, младшая сестра Дина работала в другом городе.

Сама Софинька была высококвалифицированной специалисткой редкой профессии: по едва заметным признакам она отбирала сорта пшеницы, ячменя, овса и работала на семеноводческой станции, где ее очень ценили. Но когда я свиделся с нею, ее неожиданно уволили как чуждый элемент, и она, запасшись убедительными рекомендациями, хлопотала о восстановлении в должности, ей удалось устроиться в библиотеке. Она мне рассказывала, что работы было много, она проверяла подряд все книги. Сочинения авторов — врагов народа отбирала, куда-то книги увозили сжигать, предисловия, написанные врагами, она вырывала, крамольные названия типографии замазывала тушью.

В Куйбышеве жили с семьями наши знакомые — два брата Львовых, Юрий и Сергей, — племянники премьера, высланные после убийства Кирова из Ленинграда. Софинька хотела меня к ним повести в ближайшие дни.

Утром она проводила меня в управление строительства гидроузла. Мы расстались, и больше я ее не видел.

Когда через несколько дней я приехал в Куйбышев за оставленным у нее костюмом, то обнаружил на дверях печать. От хозяйки узнал, что Софиньку арестовали, в ту же ночь были арестованы и оба брата Львовы. К их женам я идти побоялся. И братья Львовы, и Софинька исчезли навсегда. А костюм мне удалось выручить лишь года через полтора.

2

Строительство Куйбышевского гидроузла не начиналось, местные геологи и геодезисты вели изыскания, местные инженеры и техники занимались проектированием, старались добросовестно, однако, по мнению приехавших из Дмитрова новых руководителей — Жука, Семенцова и других, усердствовали вяло. А в системе НКВД привыкли к лозунгу "Скорей-скорей! Давай-давай!".

Я предстал перед надменным взором начальника отдела геологии Семенцова. Он направил меня за сорок километров в деревню Старо-Семейкино. Там вдоль левого притока Волги, небольшой реки Сок, начинались геологические изыскания.

Я поехал на рейсовом автобусе, далее шел шесть километров пешком. В Старо-Семейкине меня встретили два геолога, которые раньше работали на Канале, оба с подмоченной репутацией — Федотов раньше сидел, а Троицкий был сыном священника.

— Долго же вы ехали! — воскликнул Федотов, посмотрев мои документы.

Вообще-то я действительно ехал две недели, оправдывался, что-то врал, не мог же я объяснить, что задержался из-за свадьбы сестры.

Пока геодезические инструменты еще не прибыли, я отправился рекогносцировать местность, иначе говоря, разгуливал туда и сюда и разыскивал ранее поставленные геодезические знаки. А самое главное, я искал квартиру для себя и для своей семьи.

Деревня Старо-Семейкино была большая, домов в полтораста, местные жители — мордва — отличались гостеприимством, но жили бедно и грязно, почти все дома были покрыты соломой, в многих отсутствовали полы. Я устроился в просторной, в одну комнату, избе, семья — отец, мать, трое детей, молодой парень, брат отца, и бабушка от которой пахло мочой, мебель — бабушкина кровать, стол и лавки, остальные члены семьи спали на полу. Хата считалась одной из лучших, но я понимал, что везти сюда Клавдию и обоих сыновей было невозможно. Придется нам жить врозь. Надолго ли? Обещали построить барак для служащих. Но когда построят — неизвестно.