Записки уцелевшего

Жил Мордвинов в Леонтьевском переулке, в просторной квартире. Стояла мягкая мебель, висели картины хороших художников. Явились все три брата Раевских, их сестра Катя с мужем Юшей Самариным, Кирилл и Лёна Урусовы, были еще две незнакомые супружеские пары и возлюбленная Михаила Тамара Придворова — девушка очень скромная и милая, нисколько не напоминавшая своего отца — придворного поэта и прохвоста Демьяна Бедного.

Михаил пел арии и романсы и, конечно, свою коронную — "Пою тебе, бог Гименей, бог новобрачных". Голос его был чересчур громкий, подходящий для большой сцены, но не для комнаты. И не хватало певцу чувства. Невольно вспоминалось, сколько души вкладывал в свое пение его двоюродный брат Артемий — в те времена несчастный каторжник. Аккомпанировал Михаилу на рояле Владимир Иванович — очень живой пожилой человечек в очках. После концерта все хлопали Михаилу, расхваливали его пение. Он был студент-математик — ему прочили большое научное будущее, а пение служило вроде хобби.

Все перешли в соседнюю комнату, где был сервирован стол с холодными закусками, вином и водкой, по нынешним временам умеренный, а по тогдашним роскошный. Про такое угощение мы восторженно восклицали: "Какой был "отец Тихон"!"

Брат Владимир и Владимир Иванович друг перед другом соревновались в остроумии, остальные после каждой последующей рюмки хохотали все громче, изредка кому-то удавалось вставить две-три фразы. Я слушал молча, смеялся, когда смеялись другие, и не забывал подкладывать себе в тарелку то из одного блюда, то из другого и чокался своей рюмкой, не отставая от других.

Юше Самарину удалось прорваться сквозь красноречие обоих острословов. Он сказал, что ГАХН, то есть Государственная Академия Художественных наук, будущим летом отправляет его в командировку собирать фольклор в Нижегородскую область. Он поедет на Ветлугу и в Керженец и обязательно побывает на знаменитом озере Светлояр.

У меня захолонуло на сердце, хмель пошел на убыль. Озеро Светлояр! Да ведь в омутах на его дне прячется град Китеж, куда мне так и не посчастливилось попасть прошлым летом! Едет ли Юша один или в составе экспедиции? Он сидел за столом далеко от меня, и я издали гипнотизировал его: "Возьми меня с собой, возьми".

После обильного "отца Тихона" был столь же обильный чай со сладостями. Неожиданно хозяин вскочил. От водочки он раскраснелся, оглядел пирующих и возгласил:

— А теперь я вам буду петь!

Его предложение было встречено с восторгом, все встали, перешли в другую комнату, разместились по креслам. Владимир Иванович сел у рояля и объявил:

— Я вам спою неаполитанские песенки.

Он ударил по клавишам и запел голосом негромким и надтреснутым. Слов никто не понимал, но в его пении было столько искренности и тепла! Одна песенка — нежная лирика, следующая — бесшабашность и задор… Все внимали с величайшим наслаждением, слушал и я, но невольно думал про себя, как бы мне изловчиться поговорить с Юшей. Вдруг Владимир Иванович звонко хлопнул крышкой рояля и встал.

— Ни черта вы не чувствуете! — с явной досадой объявил он. — Не доходит до вас. А ведь в каждой песенке своя изюминка. Петь больше не буду!

Кто-то попытался уговорить его продолжать. Возможно, он просто устал, в его словах слышалась горечь большого и талантливого старого певца, понявшего, что его пламя не дошло до слушателей.

А мы поняли, что пора уходить. Никак я не мог растолкать толпу надевавших шубы, чтобы пробиться к Юше. Он сам пробрался ко мне и спросил меня:

— Где ты ночуешь?

Я собирался отправиться к Ильинским. Отсюда на Поварскую пешком было недалеко, к ним можно являться и за полночь.

— Идем к нам, — сказал Юша.

Я возликовал, но решил, что разговаривать о Китеже на ходу неудобно, заговорю, когда придем.

Юша и Катя жили в Замоскворечье, в огромном доме XVIII века у самого Каменного моста. С того дома когда-то началась в Москве чума…

Комнатка, принадлежавшая молодым, была тесная, вроде каюты. Мне постелили на полу возле самой их кровати. Перед сном я успел выпытать у Юши все, что меня волновало: летом он поедет в Нижегородскую область записывать по селам сказки, песни, частушки, с ним едет Катя. Он охотно берет и меня с собой, но как бесплатного помощника, на птичьих правах.

Я, конечно, был согласен на любые условия, лишь бы исполнилась моя заветная мечта — в памятный день Владимирской Божьей Матери побывать на озере Светлояр и удостоиться увидеть на его дне таинственный град Китеж.

Утром Юша спешил на работу в институт этнографии, где числился научным сотрудником. Надевая пальто, он ко мне повернулся:

— Вчера я забыл тебя спросить — как твои избирательные права?

У меня екнуло сердце. Заикаясь, я ответил:

— К лету непременно, обязательно меня должны восстановить.

Юша только и сказал:

— Ну-ну, — и, пожав мне руку, ушел.

7

Наступил последний вечер 1929 года. Я мог бы пристроиться куда-нибудь к знакомым на встречу Нового года, но что-то не хотелось. И Владимир с Еленой тоже никуда не поехали. Вообще он больше любил гостей принимать, нежели самому отправляться с визитами.