Взяла трубку. Звонит возлюбленный моих подруг Олег Викторович, требует аудиенции. Договорились встретиться через полчаса возле метро. Решила лишний раз не рисковать, а то мало ли что опять примнится Швидко, и написала ему письмо:
С чистой совестью пошла на встречу. Олег Викторович встретил меня, и мы отправились в ближайшее кафе.
— Ситуация некрасивая получается, — сказал он.
— Да уж, — ответила я.
— Я решил с вами поговорить, потому что вы дружите и с Олей и с Наной. Вам легче будет им все объяснить. Видите ли, они меня терроризируют, — прошептал Олег, озираясь по сторонам.
— Каким образом? — удивилась я.
— Ну, одна ко мне пристала как банный лист. Я понимаю, что она только что развелась с мужем и я имел неосторожность… Ну, в общем, вы сами понимаете. А вторая… она… ну, она тоже ко мне пристала, — сказал Олег и стал теребить кончик салфетки.
— Хотите совет? — спросила я, попивая мартини.
— Да, я, собственно, и хотел, чтобы вы мне что-нибудь посоветовали.
— Так вот. Поговорите с обеими, признайтесь им во всем и выберите одну из них, ту, которую любите по-настоящему.
— Я не могу выбрать, — вздохнул Олег. — Я женат.
— Как женат? Подруги говорили мне, что холост, — удивилась я.
— Уже семь лет как женат. У меня ребенок есть. Я не хочу с женой разводиться. У нас просто был кризис. Мы семь лет прожили вместе, такое бывает. Психологи выделяют несколько особо опасных моментов супружеской жизни: это три года, пять и семь лет.
— А потом?
— А потом уже все. Старость, — грустно сказал Олег.
— А зачем меня впутывать в ваши отношения? — спросила я.
Ну как зачем, я ведь уже сказал, что вам будет легче с ними поговорить. Они вам доверяют.
— Угу, я попробую, — вздохнула я.
Он подвез меня до дома. Всю дорогу я смотрела на него и думала о том, какие все-таки мужчины сволочи. Сидел бы себе со своей женой, зачем было двум бабам жизнь портить?
Приехала домой и свалилась. Мама померила температуру: тридцать восемь и пять.
Положила меня в постель и стала отпаивать чаем с малиновым вареньем. К вечеру температура поднялась еще выше. Всю ночь мне снились какие-то кошмары: Нана, которая почему-то превратилась в норку, Олька с фиолетовыми волосами, мимозинский Леша, гоняющийся с ножом за Колобком, и прочая дребедень.
Утром померила температуру: снова тридцать восемь и пять. Мама накрыла меня одеялом и пригрозила, что привяжет к кровати, если я попытаюсь встать. Я забормотала, что чувствую себя вполне сносно, что сегодня надо отсылать эскизы в Киев, что мне должны выдать деньги на штаны, что приезжает Липкин и я не могу здесь отлеживаться, иначе потеряю хорошее место. Но мама на уговоры не поддалась.
— Тогда я поеду с вами в гости к Армену, — заявила я.
— Ещё чего, лежи дома! — цыкнул папа и пошел в гараж за машиной.
Накатала братцу письмо, в которое вложила двадцать гривен. Позвонила на работу и сказала, что заболела.
— Мимозина тоже заболела. Вы, наверно, в холодной воде купались? — поинтересовался Пробин.
— Нет, — ответила я.
— Выздоравливай, ты нам здоровая нужна.
— Липкин приехал?
— Ага, бегает по офису, сегодня вечером будем его возвращение отмечать.
— Привет передавай, — прохрипела я.
Возвращение отмечать. Теперь все понятно. Эх, заболеть в такой решающий день. Чует мое сердце, что завтра я приду и сяду в свое прежнее кресло офис-менеджера, где и просижу остаток жизни. Черт бы побрал этого Липкина с его разъездами.
Мама с папой собрались, поцеловали меня, пообещали передавать братцу привет и укатили.
Пудель Майклуша лег рядом со мной, и мы часа два смотрели телевизор. Стало скучно. Позвонила Нане.
— Болею, — пожаловалась я.
— Приеду через час навестить. Надеюсь, у тебя не грипп? А то как-то болеть неохота.
— Нет, кажется, — ответила я.
Пусть приезжает, заодно и поговорим, может, удастся ей как-то раскрыть глаза.
Только откинулась на подушку и собралась подремать, как позвонила Олька.