По вечернему шоссе мчалась машина. Марки я не запомнил. Однако заметил, что водитель был один. Она пролетела мимо. Потом показалась и пролетела вторая, третья, еще несколько. И в каждой были только хорошо одетые водители и барахло, накрытое плащами или брезентом. Видно, драп был большой.
Мы и они стояли. Мы по их детям, конечно, стрелять не могли, они наших — закидали бы гранатами. Было достаточно, если б долетело несколько.
— Всем построиться и отойти от оружия, — сказал человек с «бабочкой», — на 300 метров. Нам надо пройти к автобусам, и мы уедем.
Автобусы… Несколько пустых автобусов стояло у бензоколонки за поворотом. Я отступил и в бинокль увидел зрелище, которому не поверил.
К автобусам подлетали эти частные пустые машины, и из каждой из-под брезента, из багажников выпрыгивали «ангелы», штук по пять, и бесшумно вскакивали в пустые автобусы.
Я крикнул стоящим на холме:
— Ни с места!.. Именем закона… Ни с места!
— Какого закона? — презрительно сказала женщина в лакированных сапожках и стала решительно спускаться вниз. Но потом остановилась.
Из-за поворота вылетали автобусы.
— Все в порядке, сэр, — опуская стекло, крикнул водитель первого.
И с холма спокойно пошли вниз хорошо одетые люди, известные по фотографиям из газет, Ферфлюхтешвайна среди них не было.
Когда они спустились вниз, с шипением открылись двери автобуса, и выскочили «ангелы» с тяжелым оружием. Затем из остальных автобусов. «Ангелы» в два прыжка оказались возле спускающихся и профессионально защелкали наручниками. Закон восстановлен. Президент новый. Формация спасена ценой отказа от Апокалипсиса. Хрен с ним. Абы жить по-людски.
Это все я узнал по дороге к бензоколонке, в автобусе, куда и меня прихватили. Всех прихватили.
Из автобуса вывели мужчину с серым лицом, таким же, как его пиджак и «бабочка».
— Сэр, проигрывать надо с достоинством, — сказал старший «ангел», так сказать «архангел».
— Молчи, скотина, я тебе верил…
— Главное, был бы порядок, — сказал «ангел». — Показывайте, сэр.
— Где-то здесь.
Быстро осмотрели помещение бензоколонки. Пусто.
— Погодите, — сказал мужчина в сером, — позовем Гертруду. Женщина, похожая на постаревшую газель, спустилась с подножки. Когда она вошла, тот сказал:
— Гертруда, где сейф?
— Сейчас поищем, — угрожающе сказала она, оглядев стены, и, раздирая юбку, стала лакированным кавалерийским сапогом бить стекла в витрине с почетными фотографиями особо важных клиентов и какими-то дипломами. От юбки остался один лоскут, и тогда стало видно, какая Гертруда вся жилистая. Как римская катапульта.
Ее еле оттащили.
— За витриной, — сказала она.
Витрину отвернули от стены и увидели сейф.
— Сейчас поищем, — сказала она и стала ласкать какие-то металлические украшения. Стена сейфа стала отъезжать. Внутри зажегся свет. Сейф был пуст.
— Обманул. Ах ты, шкура продажная! Проклятая свинья! — сказала Гертруда и выругалась.
— Ферфлюхтешвайн!
— Где? — вскрикнул я.
— Вы же видите, что его здесь нет. Остолопы… — и крикнула: — Сбежал! «Ангелы» тщательно осматривали сейф. Надо было возвращаться.
— Спасибо, сэр, что предупредили, — сказал мне старший «ангел». Я кивнул.
Я шел по пустому, чистому от машин шоссе и думал, чем держала профессора эта жилистая самочка, жена среднего качества, которую надо было одевать даже ценой Апокалипсиса.
Потом вспомнил: ах, да, профессор ведь наверняка знал о предсказании Нострадамуса и о том, что Апокалипсис уже был в день усекновения главы Иоанна Предтечи — 6 августа на Курской дуге и что уже давно наступило воскрешение. Поэтому и понтировал нахально. Хватит, хватит — думал я. Все остальное — подробности. Да и стар уже. А я еще не был в Греции.
Дорогой дядя!
В автобусе по дороге из Тольятти в аэропорт, который назывался Кроумоч, я догадался, что пора уже рассказать о «деос экс махина».
«Деос экс махина» в переводе означает — «бог из машины».
Когда боги Эллады кончили свой сезон, а машины — начали, то стали это выражение переводить — «черт из машины».
Как правильно, я не знаю. Все зависит от взглядов на ту постороннюю силу, которая внезапно решает все проблемы, в которых запутались персонажи.
Идет на сцене трагедия, конфликт уперся в неразрешимое противоречие, и автор не знает, чем кончать пьесу. Куда ни кинь — все клин, не трагедия, не комедия, а так… ни то ни се. Чем же кончать спектакль?
И придумали — в финале выпустить потустороннюю силу, которая все уладит.
В давние времена актера с грохотом и эффектами поднимала над сценой машина, в новые времена этот «черт из машины» сам приходил.
Вдруг появлялся дядя богач и раздавал всем сестрам по серьгам, или оказывалось, что сиротка-то — граф и может жениться на искомой графине.
И все же «деос экс махина» оставлял зрителя неудовлетворенным. Конфликт на сцене улаживался, а к жизни отношения не имел. Так как не каждый зритель был неопознанный граф. Да, конечно, бывает, как неожиданный выигрыш в рулетку, но рассчитывать на это нельзя. На бога, даже из машины, надейся, а сам не плошай. Так оно и шло.