Записки следователя

Максим откровенно залюбовался ею. И хотя у жены уже начал обрисовываться под халатом живот, она по-прежнему была стройна и, как многие беременные женщины, еще более мила, обаятельна и даже величественна. Ее карие глаза, обрамленные сверху широкой дужкой черных бровей, снизу — синевой от усталости и недосыпания, смотрели спокойно и нежно. Белоусов невольно вспомнил первое знакомство с Аней в военном госпитале.

Временное правительство, образованное в результате Февральской революции, первые месяцы особо не притесняло ни организаций, ни собраний большевиков. В Окске в открытую формировались и обучались отряды красногвардейцев. Однако с середины лета семнадцатого года положение резко изменилось. Начались стычки красногвардейцев с юнкерами; те вскоре перешли в открытое наступление, взялись за ликвидацию большевистских комитетов. Однако раненых красногвардейцев пока беспрепятственно продолжали лечить в военном госпитале.

А с 28 июля в госпиталь перестали принимать раненых большевиков и начали досрочно выписывать недолечившихся красногвардейцев.

Савелий Бугров направил свой отряд во главе с Белоусовым в госпиталь.

— Где кабинет главного врача? — спросил Максим у встретившейся ему, в заставленном койками с больными узком коридоре, кареглазой, хорошенькой, в чистеньком, до блеска накрахмаленном халате девушки.

— А зачем он вам? — спросила та. — Я дежурю по этому этажу и должна ему доложить, кто его хочет видеть.

— Мандаты при нас. Ведите прямо к нему. Мы из комитета большевиков.

— Ах, вот оно что, — неожиданно для Белоусова обрадовалась девушка. — А я-то думала от эсеров. Вы насчет своих раненых? Поговорите с ним. Мы, медсестры и нянечки, хотим объявить забастовку, если так будет продолжаться. Больные все одинаковые. Никаких различий между ранеными не должно быть, — торопливо говорила девушка.

— Как вас зовут? — с интересом спросил Максим, которому понравились такие рассуждения. — И кем здесь работаете?

— Зовут меня Анной, работаю сестрой милосердия. Сочувствую большевикам, — и, словно отвечая на вопросительный взгляд Белоусова, тихо сказала:

— Отца на днях избили нагайками полицейские. Так кого же мне любить и уважать?

— За что так отца? В чем он провинился?

— Выступал с воззванием к рабочим вагонного цеха железнодорожных мастерских. Там он работает слесарем.

— В митинге участвовал и только!

— Именно. Вы понимаете, они получают в два раза меньше, чем в других цехах. Их замучили штрафами. Отец от имени уполномоченных цеха призвал рабочих к стачке, пока администрация не удовлетворит их требований.

— Что за требования?

— Повысить расценки вдвое. Отменить сверхурочные и работы в праздники. Удалить мастера Филимонова за дикие издевательства над рабочими и шпионские доносы в полицию. Но Филимонов вовремя позвонил куда следует. Налетели полицейские, секли отца и еще троих уполномоченных нагайками. Пригрозили арестом. Отец третьи сутки пластом лежит в постели, весь в синяках…

— Сейчас они все могут, — возмутился Белоусов. — Отцу нужно пойти к врачу и засвидетельствовать побои. Справка пригодится. Не все их верх будет.

— Да кто ему даст нынче такую справку?

— Пусть не говорит, что от полиции пострадал, а скажет: хулиганы избили…

В госпитале Максим Белоусов довольно быстро и точно справился с заданием. Сочувствие персонала к его словам было полное: раненые красногвардейцы так же нуждаются в помощи медиков, как и все остальные. Маленький лысый главврач в очках с золотой оправой враждебно молчал, но, видимо, покорился воле большинства.

Когда Максим вышел из госпиталя, словно из-под земли выросла сестра милосердия Аня. Она была в кофточке поверх платья, косыночке. Без халата. «Значит, сдала дежурство и уходит домой», — подумал Белоусов.

— Спасибо вам… Теперь все должно быть по-другому. Вы так страстно, убедительно говорили. И мою историю привели в пример. С отцом. Я было испугалась, а потом подумала, пусть…

— Да как же было ваш пример не назвать? — Белоусов вдруг осекся и неожиданно спросил: — Вам куда?

— На улицу Пушкина. Это далековато. Окраина.

— А что если я вас провожу?

— Спасибо. Буду рада. Тем более, я боюсь ходить по улицам, когда стемнеет. От сумерек до утра в городе хозяйничают бандиты. Вы же знаете.

— Идемте.

Дорогой оба молчали, им совсем не хотелось говорить, им и так было хорошо друг с другом.

Наконец Аня сказала:

— Пришли. Здесь я и живу с сестрой, мамой и отцом. Если бы не так поздно, зашли бы в палисадник посидеть на скамейке.

— В другой раз. Я к вам обязательно сам зайду на днях в госпиталь. Позвоню, узнаю, когда вы дежурите, и приду.

— Можете даже завтра, я снова работаю в день.

Она неловко, «лодочкой», протянула на прощанье руку:

— До скорой встречи, Максим Андреевич. Так вас назвал главный врач.

— Да, именно так.

Белоусов, попрощавшись, почувствовал давно не испытываемое волнение.

Прошла суматошная неделя. Белоусов как-то под вечер оказался на городском митинге в парке. И вдруг у самого уха раздался знакомый голос:

— Вот где я вас встретила.

Это была Аня.

— Здравствуйте, — Максим нежно сжал руку девушки, — какими судьбами вы здесь оказались?