На каникулах я не мог не навестить в Кирилловке соученицу Валентину Матвеевну Куликову, к которой у меня еще в шестом классе впервые появилось самое чистое и светлое чувство, известное всем нормальным людям, но не зависящее от них и необъяснимое ими, — чувство первой любви. Думаю, в жизни самые счастливые те семейные пары, у которых есть взаимное чувство любви. Всё остальное — богатство, служебное положение и прочее (кроме здоровья) — остается на втором плане. Неслучайно народная мудрость гласит: «С милым и в шалаше рай». И как верно заметил выдающийся классик коммунизма Фридрих Энгельс в своем замечательном труде «Происхождение семьи, частной собственности и государства» о нравственности брака: брак остается нравственным до тех пор, пока любовь существует, а как долго она может быть, зависит от индивида. К сожалению, многие остаются с неразделенной, безответной любовью. Как ни печально, я оказался в их числе. Валентина любила другого, поэтому избегала встреч со мной. Понятно, что к ее душевному чувству, как и к своему, я должен был относиться уважительно. Сердцу не прикажешь, насильно мил не будешь. Мне оставалось перебороть свои чувства к Вале (заглушить их невозможно, как невозможно насильно вызвать) и последовать совету героя романа И. С. Тургенева «Отцы и дети» Базарова: «Нравится тебе женщина — старайся добиться толку; а нельзя — ну и не надо, отвернись — земля не клином сошлась».
Перед окончанием второго курса техникума мне от Вали пришло очень нежное письмо с признанием в любви ко мне. Это меня удивило и обрадовало. Появилась надежда. Ни к кому другому чувства любви у меня не появлялось. Мне очень хотелось верить в искренность Валиных чувств. Выяснилось, что на самом деле их ко мне у нее не было. Валя оказалась жертвой своей любви к Гапонову. Он воспользовался этим, использовал ее в удовлетворении своих низменных желаний, после чего оставил ее. И вот теперь при нашей встрече и откровенной беседе стало понятно, что не чувства любви послужили поводом для написания письма мне, а то положение, в котором Валя оказалась. Мне ее очень было жаль, но я понимал, что без взаимных чувств между нами ничего хорошего не будет. Думаю, и Валя это понимала. Поэтому мы разошлись навсегда с большой тяжестью в наших сердцах. После этого я постоянно думал о Вале и спрашивал себя: правильно ли я тогда поступил? И не находил однозначного ответа. Возможно, у нее со временем могло появиться ответное душевное чувство, и мы были бы счастливы. А если нет — это стало бы постоянным жестоким испытанием для нас обоих. Как правильно, знает только Бог. А мы должны воспринимать так, как это произошло, возможно, по воле Высшего разума. Как говорят верующие, так Богу угодно.
Естественно, всё произошедшее в определенной мере наложило отпечаток на мои взаимоотношения с лицами другого пола. Как и другие ребята, вечерами бывал на танцах, общался с девушками, провожал некоторых домой, беседовал на разные темы. Но сердечных чувств к ним не было, поэтому не было и близких взаимоотношений с ними. Одна из соучениц по школе уверяла в своих чувствах ко мне, но потом выяснилось, что она в этом уверяла и других. Пришлось объяснить ей, что очень неприлично так поступать, это ее не красит, а компрометирует в глазах других. Общаться с двуличными людьми мне всегда было неприятно, и мы с ней больше не встречались.
«Приходилось во время каникул общаться и с троюродным братом из Кирилловки Михаилом Федоровичем Пичиком, в этом году окончившим педагогический институт. Мы были дома и у него, и у нас. Во время качки меда побывали в числе колхозников на колхозной пасеке, где по обычаю угостили нас свежим ароматным медом. Мы были очень благодарны пчеловодам за целебный продукт. После с удовольствием искупались в реке. Михаил много расспрашивал моих родителей об их родословной, всё это записывал в тетрадь. У него было намерение всё это изложить в книге…»
Не знаю, смог ли он написать и издать свою книгу; больше мне не довелось встречаться с ним.
«Каникулы прошли быстро. Как было скучно первые дни дома, так теперь не хотелось ехать обратно из отчего дома, от окружающей прекрасной природы.
Договорился выехать вместе с бывшим соучеником Петром Блинковым, проживавшим в Кирилловке, который учился на первом курсе Казанского индустриального техникума. Он сказал, что 27 августа в Чуровичи будет машина, в связи с чем мне пришлось проститься с родителями вечером 26 августа и ночевать у Блинкова. Расставание было трогательным, мать не сдержала слёз… Встали мы в четыре часа утра. Петр предложил на прощанье выпить самогону. Объяснил, что отказался от спиртных напитков и от курения, но для поддержания компании немного выпил. Причина отказа от спиртного та же, что и от курения, а моя милостыня нищим увеличилась. Подавал я им не только разменную монету, но и бумажные рубли…
В пять часов утра выехали из Кирилловки. Сердце невольно сжималось, не желая расставаться с родными местами. В пути между нами завязался разговор, и эти чувства рассеялись.