Читаем Записки следователя полностью

Большую работу в этом направлении проводят работники суда, милиции, прокуратуры и адвокатуры. Стали чаще практиковаться лекции, беседы на эту тему на предприятиях, в колхозах и совхозах. Наиболее актуальные дела суд рассматривает непосредственно в хозяйствах. Всё это помогает в борьбе с пьянством. Но самая решающая сила — коллектив. Коллектив может заставить пьяницу бросить пить, вспомнить свои обязанности перед детьми, семьей, обществом.

<p>Необходимая оборона</p>

Следователю Федору Петровичу Зубову поступил очередной материал для решения вопроса о возбуждении уголовного дела. Изучив его, Ф. П. Зубов задумался, достал Уголовный кодекс, который он досконально знал, но всё же еще раз просмотрел несколько страниц с прежними своими отметками. Вынести постановление о возбуждении уголовного дела несложно, на это надо лишь несколько минут. Но прийти к такому выводу не всегда так просто, как кажется на первый взгляд лицам, не знающим тонкостей закона.

Возбуждение уголовного дела — очень ответственный момент для следователя, который должен решать этот вопрос только в соответствии с законом. Но ведь и личное убеждение тоже немаловажно. А убеждение у Зубова по только что прочитанному материалу было не в пользу пострадавшего заявителя — Георгия Тунеева, которому пятью днями раньше пятидесятишестилетний Родион Иванович Петров в столовой выбил зуб.

В своем заявлении Тунеев настоятельно требовал привлечь за это Петрова к уголовной ответственности. Трое дружков Тунеева, очевидцы, в своих объяснениях тоже недоброжелательно высказались о поступке Петрова. Следователь же, четко представив себе происшедшее, не только умом, но и сердцем одобрил поступок Петрова. Про себя он даже подумал: «И правильно Петров сделал!». А потом, словно опомнившись, стал размышлять дальше: ведь он, Зубов, должен во всех случаях быть только объективным, должен беспристрастно разрешать все жизненные ситуации, отдавая предпочтение лишь закону и только закону.

Чтобы не ошибиться, Зубов решил побеседовать с двумя сторонами — и с Петровым, и с Тунеевым, тем более что никого из них он еще не видел в глаза.

…В кабинет следователя вошел худощавый мужчина среднего роста, с седыми, поредевшими волосами, глубокими морщинами на лице. Одет скромно, но аккуратно. Он поздоровался и остановился у двери.

— Садитесь, пожалуйста, Родион Иванович, — сказал Зубов, — и расскажите, что произошло между вами и Тунеевым в столовой. И хотя бы коротко — о себе.

Петров медленно сел на предложенный стул, внимательно посмотрел на следователя и, полагаясь на свой жизненный опыт, про себя отметил, что характер у следователя спокойный, а значит, с ним можно говорить откровенно. Потом начал:

— Родился я в крестьянской семье, до войны работал в колхозе, пас скот, пахал, сеял, убирал хлеб. Окончил семь классов, зимой учился, а летом, как и все наши школьники, работал в колхозе. Всю войну был на фронте, несколько раз ранен, после войны снова в колхоз вернулся. А за случай в прошлое воскресенье в столовой извините, не выдержал я, не мог смотреть спокойно, когда тот молодой парень так безбожно с хлебом обращался.

Был я тогда в районном центре по своим делам и зашел пообедать в столовую. Когда стоял в очереди, то приметил за столом троих молодых парней. Они были уже выпивши, на столе — две пустые бутылки из-под вина. Вели они себя очень вольно, громко разговаривали, не обращая внимания на посетителей. И вдруг я увидел, как Тунеев — теперь-то я его уже знаю, бросил небольшой кусок хлеба в сидевшего напротив дружка. Тот отшвырнул кусок обратно. После этого Тунеев схватил со стола целую краюху хлеба и, смеясь, во второй раз бросил в того же парня. Хлеб упал на пол…

Я не мог спокойно смотреть на это. Вспомнилось мне, как мы дорожили каждой крошкой хлеба во время войны, в послевоенные голодные годы. А ведь сколько труда надо затратить людям, прежде чем хлеб попадет на стол! Я подошел к парням и сделал замечание, что с хлебом так обращаться нельзя. Но им, вероятно, никто раньше о святости хлеба не говорил. Тунеев с издевкой сказал мне: «Папаша, тебе не на что хлеба купить? На тебе вот этот кусок и валяй от нас, не лезь не в свое дело». Он взял со стола кусок хлеба и начал совать его мне в карман. Я отстранил его руку. Потом Тунеев взял стакан с недопитым вином и протянул его мне с наглым видом. Я с силой ударил наотмашь по протянутому стакану. Удар пришелся по челюсти Тунеева. Вино из стакана пролилось на его костюм, а изо рта у него пошла кровь.

Я сразу же ушел из столовой, не стал обедать и уехал домой. Возможно, я в чём-то тут неправ, но иначе тогда я поступить не мог. У меня тоже есть дети, но так с хлебом они не обращаются. За выбитый зуб наказывайте меня как угодно, но я вас буду просить, чтобы этим парням к хлебу была любовь привита.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука