Записки санитара морга

Чтобы не слышать этого, отправился в холодильник, изучая список сегодняшних выдач. Он был выстроен на картонке в ровную стопочку аккуратным детским почерком Плохиша: фамилия, время. Смотря на него, я понимал, что вряд ли смогу принять участие в сегодняшних похоронах – буду занят. Краснея, стану писать объяснительную записку, извиняться, неумело оправдываться, притворно недоумевая, как это так произошло. А после долгих унизительных административных процедур начнется процедура моего увольнения. Правда, по собственному желанию, ведь нести сор из избы начальство не станет. «А ведь еще и шефу из-за меня влетит», – думал я, горько качая головой.

Тем временем Боря готовил сектор выдачи к работе, щелкая выключателями, хлопая дверцами шкафов и раскладывая инструмент. Попутно он отвечал на вопросы приходящих врачей. «Да не может быть!», «Что, трое всего? А город как же?» – доносились обрывки удивленных возгласов. «А вдруг – может, может быть!» – вполголоса бубнил я, словно споря с ними.

Услышав отголосок бархатистого баритона заведующего Ситкина, тяжело вздохнул. «Вот сейчас и начнется весь этот кошмар. Какой же я идиот!» Заведующий появился в дверях помещения с холодильником, глядя на меня с недоуменным прищуром.

– Привет, Виктор Михалыч, – нарочито бодро поприветствовал я шефа.

– И тебе привет, Артёмий. Неужели всего трое за смену?

– Сам удивляюсь, но факт.

– Я надеюсь, ты горькой не баловался?

– Нет, Виктор Михалыч, что вы…

– И с красавицами местными амуры не крутил? На посту был?

– Конечно, на посту.

– Ну, что ж, ладно… – задумчиво произнес он, поворачиваясь к дверному проему.

«Вот сейчас придет в кабинет, тут-то ему и позвонят», – пронеслось у меня в голове, отчего бросило в липкий потный озноб.

– Тёмыч, там машины первые две пришли, – послышался со стороны коридора требовательный голос напарника.

– Да, сейчас, – отозвался я, с силой приглаживая волосы, будто стараясь соскрести мерзкое предчувствие беды. Я все еще в деле, а потому надо работать. Восемнадцать выдач – достойная нагрузка для последнего рабочего дня. К тому же двенадцать из них были утренними, то есть должны были произойти между 9.15 и 12 часами. Темп похорон предстоял нешуточный.

Выйдя в сектор выдач, готовый к работе, я через силу подмигнул Борьке.

– Пойдем уже, – сказал он, направляясь в траурный зал и кивком приглашая меня за собой.

С глухим лязгом открыв запоры массивных двустворчатых металлических дверей, мы шагнули на крыльцо. Два красных «пазика» с зарешеченными окнами уже ждали нас. Рядом с каждым толпились родственники наших постояльцев, вполголоса переговариваясь между собой. Увидев нас, они разом замерли, вцепившись взглядом в санитаров, словно боясь пропустить старт скорбного действа.

– Здравствуйте, – сухо сказал я. – Прошу подойти заказчиков.

– Заказчики, заказчики, заказчики… пусть подойдут, – подхватила толпа, будто эхо. Спустя пару секунд двое немолодых мужчин поспешно отделились от остальных, направляясь к нам с документами в руках. Водители ритуального транспорта, зная ход процедуры поминутно, вылезли из кабин.

– Гробы в катафалках? – спросил я их.

– В катафалках? – немного растерянно переспросили они, почти хором. – А, да-да, в автобусе, – сообразил один из них. Второй закивал ему в такт.

– Заносите гробы вот в эту дверь, – показал я на служебный вход. – Как фамилия?

– Моя? – взволнованно переспросил один из них.

– Нет, покойного.

– Ан-никеева, – ответил он, запнувшись.

– Зарицын, – скорбно произнес другой.

Толпа у автобусов всколыхнулась, придя в движение. Но водители успокоили их, деловито и ловко открыв квадратные люки, расположенные над задними бамперами их «пазиков». Аккуратно вынув деревянные одежды Аникеевой и Зарицына, обитые красно-черной материей, они с помощью пары родственников понесли их к служебному входу, дверь которого уже открывал Плохотнюк.

– Аникеева – в 9.20. Зарицын – в 9.40, – обратился я к заказчикам. – Мы вызовем сначала только вас, оформим документы. Потом пригласим остальных.

Мужчины понимающе закивали. В толпе послышались негромкие женские всхлипы – несмелые прелюдии рыданий, что спустя несколько минут будут витать над гробом, отражаясь от гулких мраморных стен траурного зала.

– Так, ты готовь Аникееву. Я – Зарицына, – сказал я Борьке, когда двери в отделение были закрыты, пряча таинство ритуальных манипуляций от посторонних глаз.

Но ты, читатель, остаешься с нами, а потому от тебя ничего не утаится. Вместе с тобой мы отправим в последний путь Аникееву и Зарицына, которые дожидаются своего часа в гудящей коробке патанатомического холодильника. Как знать, может, и тебе по старому русскому обычаю спишут несколько грехов. Даже если ты, всего лишь навсего, наблюдатель.

Итак, первые сегодняшние похороны начинаются, когда Боря говорит «ага», соглашаясь со мной, и энергичным упругим шагом отправляется к холодильнику за постояльцами, которые скоро покинут эти стены. Я же, изо всех сил стараясь не думать о предстоящем увольнении, готовлю гробы к работе.