Мятущаяся и вселенски отзывчивая душа русского бедуина носится по Европе – от Ламанша до Дарданелл, от Гибралтара до северной оконечности Норвегии. Русский бедуин путешествует, однако, не на верблюде, а на автомобиле...
Проза / Современная проза18+Дмитрий Панченко
ЗАПИСКИ РУССКОГО БЕДУИНА
Мои предки перестали шататься между Двуречьем и долиной Нила как будто еще до того, как верблюд стал кораблем пустыни. Но жизнь вмещает хитроумные обстоятельства и случайные связи, и не следует легкомысленно относиться к учению Платона о припоминании. Несколько месяцев назад я зашел в модную чайную в Санкт-Петербурге. Ее интерьер выдержан в марокканском стиле: ковры, диваны, кальяны. Девушка в восточной одежде принесла мне толстенную книгу с завораживающим перечнем различных чаев. Каждое второе предложение представлялось мне вполне подходящим, но этот занимательный роман хотелось дочитать до конца. Так я дошел до последней страницы, где из снисхождения к людям, не понимающим сути жанра, был представлен краткий перечень возможностей, связанных с кофе. Я, конечно, пришел сюда пить чай — то ли китайский, то ли японский, то ли парагвайский, но когда мой взгляд упал на «кофе по-бедуински», выбор был сделан немедленно, и никакие доводы разума не способны были его отменить…
ДОРОГИ
Ландшафт создают дороги. Они позволяют увидеть то, что без них осталось бы скрытым от глаз и как бы не существующим: возделанные поля и спускающийся с холма лес, дома на противоположном берегу реки, башни замков и отдаленные шпили. Они впускают свет (прием, прославивший европейских живописцев) и соединяют разрозненное и разобщенное в одно прекрасное целое. Дороги — лучшее украшение природы, созданное руками человека, и я не знаю ничего другого, что бы так гармонично объединяло природу и цивилизацию.
Вся Европа прорезана сетью дорог — иногда густой, иногда редкой, но всегда достаточной. Они похожие и разные — отличаются оттенком асфальта, его шершавостью или гладкостью, четкостью разметки, шириной обочины. В автострадах преобладает общее, в более скромных дорогах заметней разнообразие. Когда дома включен телевизор и мой взгляд выхватывает едущую по дороге машину, я немедленно знаю, что дело происходит во Франции; я едва ли перепутаю французские дороги с немецкими, при том что люблю и те и другие.
Около полусотни европейских дорог отмечены буквой Е — общей для латиницы и кириллицы. Одна из них, именуемая Е 18, обнаруживается где-то в окрестностях Санкт-Петербурга и ведет на запад — через Выборг, к границе, в направлении Хельсинки и Турку. Она продолжается по ту сторону Ботнического залива и соединяет столицу Швеции со столицей Норвегии. Впрочем, на этом отрезке я никогда долго на ней не задерживался. Путь на запад — это путь в Западную Европу, и это значит, от Стокгольма — на юг.
Швеция — рай для автомобилиста: превосходные дороги, мало машин. Для путешественника, прибывшего в Стокгольм на рассвете, открывается множество приятных возможностей. Летнего дня хватит, чтобы добраться до Треллеборга и, сев на корабль, следующим утром оказаться в Германии. Еще короче путь в Гетеборг, откуда корабли в Данию отправляются несколько раз в день. Датский берег предстанет неожиданно высоким и красивым. Можно, не садясь на корабль, промчаться по новому мосту, переброшенному через пролив между Мальмё и Копенгагеном. В его мачтах и стальных тросах, вычерченных на фоне неба и моря, легкость парусного фрегата. Дорога, идущая на запад, приведет к другому мосту. Так по мостам переправляешься че-рез несколько морей и прибываешь на северо-немецкую равнину. Можно, повернув на юг перед Копенгагеном, ехать, пока не достигнешь земли, на которой нет ничего, кроме ветряков; упираешься в гавань, и паромом за сорок пять минут переправляешься на континент — в Путтгарден.