Читаем Записки ровесника полностью

На кухне возле няни стояли двое. Был я, прекрасно понимавший, что просить прощения нужно, справедливо, есть за что, ибо маме я соврал: это я первым ударил соседского мальчугана, а не он меня, это я разлил — не пролил, а нарочно разлил — по полу папино любимое лекарство удивительного густо-розового цвета и сделал из лужицы красивые разводы на паркете, это я…

И был тоже я, не знавший, как заставить себя признаться в том, что я соврал, как унизиться до отказа от собственной версии, как переломить свое упорство, как выдернуть тугую чеку — и дать распрямиться пружинке и стать искренним, хорошим, любящим мальчиком, достойным любящей мамы.

Терпеливо, без принуждения и назидания подсказывала мне няня, как это сделать, помогала додумать, дочувствовать. Я слушал ее, я спорил с ней сквозь слезы, но постепенно все до предела упрощалось: пойти и сказать. Не оставалось ничего, что грозило бы, давило, угнетало, мучило. Попросить прощения? Так ведь не у кого-нибудь — у родной мамы. Это почти то же, что просить его у самой няни, а разве у няни стыдно просить прощения? Нет, конечно, это совсем просто.

Совсем просто!

И я шел, и произносил три слова, те самые, что надлежало произнести:

— Мама, прости меня…

И мама прощала, гордясь своим педагогическим методом. А я — я не прощал ей такого страшного испытания.

Я не держал камень за пазухой, об этом речи быть не могло, но наши с мамой отношения, раз за разом, становились все более рациональными, строились на логике — так надо, так полагается, так принято, ты не смеешь, ты должен, мой сын обязан, — а не на чувстве.

На чувстве строились мои отношения с няней — и она становилась для меня главной женщиной в семье.

Мама оставалась главой семьи. Малышом я просто не задумывался над тем, какая она — она была  н е и з б е ж н о й, и всё. Зато впоследствии — я расскажу еще об этом — я научился восхищаться ее точным практическим умом, ее трудолюбием, ее принципиальностью в самых, казалось бы, частных вопросах. Я преклонялся перед тем, какой великолепной мастерицей на все руки была она.

Я всегда буду благодарен маме за посвященную мне жизнь.

Только сердца я ей раскрыть не мог.

<p><strong>НЯНЯ.</strong></p><p><strong>Запись вторая — УТРО</strong></p>

Годам к шести оказалось, что я готов принимать от жизни больше того, чем она мне предлагала.

Наступала пора самостоятельных поступков.

Может показаться странным, но именно в преодолении уз детства няня оказала мне самую энергичную помощь; я сказал бы даже, эта помощь стала теперь ее главным вкладом в мое воспитание.

Казалось, няня, более чем кто-либо другой, должна была дорожить нашим с ней уютным миром. И она действительно дорожила им в такой степени, что не стремилась, зажмурившись, законсервировать его, не надеялась протянуть, продлить сложившиеся между нами отношения до… — до чего, собственно? — как на это надеются, из эгоизма, исключительно из эгоизма, недальновидные бабушки, тетеньки, маменьки.

Няня сама помогала мне взрывать наш былой мирок. Словно в ее жизни было еще что-то — равноценное.

Она поступала так, разумеется, не потому, что не ведала, что творила.

Я знаю, она сознательно отрекалась от самой себя — ведь она любила меня — ради меня; она не раз отрекалась от себя и впоследствии.

Я думаю, инстинктом человека из трудовой семьи — помните бабусю, нянину мать? — она улавливала: мальчик неизбежно переходит теперь под воздействие неподвластных ей сил, и ее прямая задача — облегчить этот переход.

Я полагаю, она понимала, пусть не очень отчетливо, что искусственно тормозить развитие смертельно опасно, а быть может — даже и то, что тянуть меня назад, в наше упоительное прошлое, означает, рано или поздно, потерять мою привязанность.

Помощь няни была тем более своевременной, что я фактически остался без отца; в известном смысле, она заменила мне его.

Тут я вынужден сделать шаг в бездну и сказать хотя бы коротко о своих отношениях с отцом и о его роли в моей жизни. Какой бы одноплановой и эпизодичной ни была эта роль, я не имею права промолчать, хотя, видит бог, предпочел бы сделать это. А бездна это для меня потому, что отношения наши были сложными, больными, и в одиночестве отца в конце его жизни я виноват по меньшей мере столько же, сколько он сам.

Ни тогда в Москве, ни впоследствии, когда я неоднократно пытался приглядеться и даже притереться к нему, надеясь обрести старшего друга или хотя бы мудрого союзника, отец не был способен представить себя, взрослого, занимавшего ответственные посты человека, ровней своему сыну. Присесть к мальчугану на коврик с игрушками и строить вместе домик из кубиков? Какое унижение! Сын пошел воевать? Ничего особенного, все воюют — у отца была броня. Сын написал свое первое историческое исследование? Чепуха какая-нибудь… Экономист по образованию и по профессии, он был уверен — слышите: уверен! — что знает историю лучше меня. Отцовская усмешка всегда казалась мне недоброй, а ведь на самом деле она не могла быть такой, не так ли?

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне