Записки репортера

Родина, судя по всему, утрачивает у нас свой родительский инстинкт. Что явственно проступает в скукоживаюшейся грамматике.  В ней она не способна генерировать любовь  к себе и собственную ответственность перед своими гражданами. Слово "родина" чаще всего сопрягается у нас с жёстким и хлестким   "мать". Но почти никогда  с куда более человечным  – "матушкой", или просто "мамой".

"В начале было слово" – сказано в одном известном месте. Но там недосказано, что же будет в конце. Похоже, что – немота…

Без Горбачёва

При нём страна вздохнула. Без него, скорее всего, задохнётся . Горбачева обвиняют в том, что он "развалил Союз". Горбачев спас совесть. Человеческое достоинство. То, без чего не будет будущего доже у самой-самой ощетинившейся ракетами державы. Ракетами мы сегодня бряцаем, а вот на счёт будущего сомневаемся.

Горбачев задал в политике камертон человечности. Порядочности.  Антиненависти. Антихамства. Антицинизма.  Приверженности общечеловеческим ценностям. Борьбе за мир…

Сегодня всё это отброшено напрочь. Не всеми, конечно, но главными делателями российской политики – с пугающей очевидностью. Всё это, наверняка, будет Россией преодолено. Не сразу. Но обязательно.

Принципы политики Горбачева вновь будут доминировать. Годы черносотенной военщины перелистнем, как страшный и постыдный сон.  И Россия будет умной, светлой, честной и мирной страной, какой ее, очевидно, и мечтал видеть  Михаил Сергеевич.

Пацифист

Что с того, что человек не любит войну? И презирает тех, кто её проповедует. Причём – в любой аргументации проповедует: неизбежности войн, их освободительности, очистительности, даже – святости. Война – это всегда смерть. Правда – редко тех, кто её насаждает. А также –  возносит молитвы за неё к небесам.

Война – это всегда гибель конкретного, нежного, ласкового, всеми  любимого малыша в простой, заботливой, дружной, мирной семье, в квартиру которой однажды ночью прилетает первый артиллерийский снаряд, посланный запуганным генералами наводчиком в соседний город только потому, что пушка уже заряжена и разрядить её обратно куда хлопотней, нежели отделаться коротким «Пли!».

Все войны в мире начинаются только с этого – с уничтожения невинного. Все даже самые, якобы, справедливые и наиосвободительнейшие битвы  – с отвергнутого стона  Достоевского – о том самом замученном младенце. Или много раньше – с неусвоенной заповеди Христа: «Не убий!»

У войн не может быть оправданий. То бишь – у насильственной смерти. Никаких. Не может быть, и, тем не менее, они всякий раз находятся. Правда, находятся – у избегающих в этих чудовищных игрищах гибели и нечеловеческих мук. Павшим же слова, как правило, не дают. Их перекрикивают живые.

Берта фон Зуттнер – первая женщина лауреат Нобелевской премии мира точно озвучила доводы апологетов вооруженного истребления одних человеков другими: 1)Войны установлены самим Богом – Господом воинств, – что мы видим из священного писания. 2)Они всегда были, значит, всегда и будут. 3)Человечество достигло бы чрезмерного размножения без этого периодического децимирования. 4)Продол¬жительный мир расслабляет людей, делает их малодушными и, как стоячая вода порождаешь гниение, так он порождает порчу нравов. 5)Войны – лучшее средство для развития в людях самопожертвования, геройства, вообще для закаливания характера. 6)Люди вечно будут ссориться; полное согласие во всем немыслимо; различные интересы непременно будут стал-киваться между собою: значит, вечный мир – нелепость.

«Нелепость» мирного житья-бытья, гласит непобедимое безумие – самая древняя религия народов. Их цементирующая суть. Ни христианство, ни буддизм, ни коммунизм, ничто не может отвлечь человека от его «истинного» предназначения – истребления собрата. Некие жалкие вспышки гуманизма, религиозного просветления, идейного очищения, как правило, заканчиваются одним и тем же – очередным вводом войск. И первым залпом затюканного командирами наводчика по жилой пятиэтажке соседнего городка.

Пушки делают для того, чтобы они стреляли и убивали. Других предназначений у вооружений них. Детей рожают для того, чтобы  они росли и воевали. Иные надобности вторичны. Священный долг каждого – война. То бишь – отечества защита. Причём – без чётких прописей: что есть отечество? Конкретно где оно сейчас? Почему не там, где было месяц накануне? Почему его нужно защищать, когда оно само уже давно алчно пасётся на чужих делянках?

Вопросы вредные. Их задавать нельзя. Хотя ответ на них известен всем заранее. Отечество – это не столько о жизни,  сколько – о смерти. Жизнь конкретного человека в контексте «отечества» – лишь расходный материал. Пуля в пулеметной ленте, заряженной в сторону противника. Готовая вылететь в любую минуту и вдарить в грудь близкого врага. И сгинуть вместе с ним.