Записки прижизненно реабилитированного

— Нет, зачем, у меня есть свои, — запротестовала Ольга Васильевна.

— Врачу нельзя ходить в такой обуви, — возразила Эсфирь Соломоновна с еще большей строгостью. — И не стойте, а надевайте туфли, которые вам предложили. От меня вы уйдете в них!

— Нет, я уйду в своей обуви! — возмутился доктор.

— Вам придется идти босиком, — заметила хозяйка. — Старые туфли выброшены на помойку. — В прекрасных лучистых глазах уже начавшей седеть женщины играли озорные смешинки.

Ольга Васильевна невольно улыбнулась. Лед растаял. После этого случая женщины много лет дружили. Ольга Васильевна лечила детей Эсфири Соломоновны, а потом, когда они выросли, то и внуков.

Пользуясь полученным уроком, мать Василия за зиму незаметно приодела студентку.

Ее глазами

Светлана вызвалась заниматься с Василием не только потому, что испытывала благодарность к обогревшей ее семье. Ее привлекал ученик. Когда Иголкины ждали возвращения сына из лагеря, Светлане казалось, что приезжает знакомый ей человек. До этого она приходила в дом, полный тоски об утраченном сыне. Дух Василия незримо витал в комнатах. Образ его оживал в фотографиях, вещах, книгах, в рассказах и слезах матери.

У Иголкиных была собрана хорошая библиотека — книги издательства Сытина, библиотека великих писателей и энциклопедия издательства Брокгауза и Ефрона, почти полный комплект издательства «Academia», книги по истории — труды Соловьева, Ключевского, Карамзина, Костомарова, Шлоссера и многое другое. Светлана получила разрешение пользоваться библиотекой. В книгах она часто встречала заметки Василия, сделанные на вложенных меж страниц листках. Иногда отношение к прочитанному выражалось в междометиях, вопросительных и восклицательных знаках, оставленных на полях. По этим следам Светлана проникала в душу Василия. Студентка читала «Портрет Дориана Грея» и чувствовала, что Василий понял стремления лорда Генри глубже, чем это сумела сделать она. Василий водил ее по страницам книг Карамзина, Соловьева и Ключевского. Светлана переносилась во времена Ивана Грозного и видела, что это не великим государь, как говорилось в институтском учебнике истории, а изувер и ничтожество. Ее поразила заметка: «Народ — соучастник преступлений царя Ивана. Общая вина — безумное молчание и покорность. Русь понесла кару в годы смуты». Изумительным было путешествие по страницам книги «Величие и падение Рима». Чеканные слова, написанные размашистым почерком, помогли Светлане открыть мир Римской империи.

Василий прочел много книг, но не всегда понимал прочитанное. Необъяснимым было его мнение о Диккенсе: «скука, пошлость, примитив». В голове не укладывалось, как человек с душой и сердцем прошел мимо смешного и возвышенного, наполняющего книги английского писателя.

Когда Светлана узнала о предстоящем возвращении Василия из лагеря, то чуть ли не первой ее мыслью было: «Я открою ему прекрасный мир героев Диккенса!»

Автор должен позволить себе маленькое отступление. Заметки Василия, которые Светлана находила меж страниц книг, сохранились там по воле случая. Их должны были изъять при обыске. Этого не произошло по неожиданной причине. В самом начале обыска капитан, руководящий операцией, обнаружил на столе французскую книгу «Приключения короля Буссоля» с многочисленными цветными иллюстрациями, по советским меркам начала 50-х годов более чем фривольными. Капитан уселся с книгой в кресле и засопел от удовольствия. Два помощника разглядывали иллюстрации из-за его спины. Минут двадцать троица занималась королевскими похождениями. Раздавались восклицания, которые автор не решается повторить. Капитан с сожалением захлопнул книгу и приказал:

— Перевернуть весь дом и отыскать порнографическую литературу!

Сочинения Ключевского, Шекспира, Толстого, Достоевского, Дюма к порнографии никак не относились. Книги выбрасывались из шкафов на пол. Их не листали и не просматривали. Заметки Василия остались на своем месте. Чекисты не обнаружили желаемого. На Лубянку отправили лишь книгу про шалости короля Буссоля. Плохо кончились его пикантные похождения.

В первые дни после возвращения Василия в Москву Светлана видела его дважды. Перед ней предстал человек, который испытывает счастье от того, что он существует.

— Это лучшее время в моей жизни, — говорил Василий. — Я не знал раньше, что солнце светит так ярко, и не видел столь голубого неба и изумительных облаков. Ночью звезды рассыпаются по небосводу и сияют, как бриллианты. По утрам меня будит воробьиный хор. Я способен целые дни бродить по улицам и готов обнимать прохожих и целовать камень домов.

Выражая свои чувства, он читал Блока:

Были улицы пьяны от криков,
Были солнца в сияньи витрин.
Красота этих женственных ликов!
Эти гордые взоры мужчин!