— Опять наверное шлялись по деревне, нажрались чего-нибудь.
— Никак нет, ваше благородие, чечевица вечор была, так от ей и несет.
— Знаем мы эту чечевицу! Так вот смотри, — обратился ко мне Боров, проводив в один угол землянки, где было свалено несколько небольших колоколов и здоровых толстых литровых бутылок.
— Это тоже химия? — рассмеялся я.
— Хэ…
— Я тут ничего химического не вижу.
— Эх, какой ты дурень! Ты вперед послушай, что я тебе скажу, а потом делай вывод. Ну вот, скажем, мой матереологический пункт показывает, что ветер в нашу сторону.
— Допустим, что так.
— Вообрази, что австриец выпустил газ.
— Воображаю.
— Как создать тревогу, чтобы люди надели противогазы?
— Да просто-напросто крикнуть.
— Крикнуть… А если в это время стрельба, услышат они?
— По цепочке передать.
— Пока передавать будешь, перетравятся все. Так вот, чтобы люди вовремя узнали о газе, надо им дать сигнал такой, который далеко был бы слышен, для чего у каждого наблюдательного пункта надо повесить колокола, а так как на все пункты колоколов не хватит, то можно повесить бутылки. Услышат звон, значит газ, надевай противогазы.
— Очень хорошо ты придумал, — расхохотался я. — Только боюсь, что звон твоих бутылок слышен еще менее, чем голос.
— Пойдем попробуем.
Взяв бутылку, Боров вышел из землянки, привязал ее к стоящему против землянки столбу и со всего размаха ударил лопаткой. Бутылка издала действительно сильный звук.
— Может быть хочешь посостязаться? Ты кричи, а я буду бить по бутылке. Узнаем, чей звук сильней.
— Верю, верю, бутылка будет звенеть сильнее.
— Теперь я тебя проинструктирую, что в ротах должны делать. Наблюдатель, заметивши выпущенный газ, дает установленный сигнал. Люди надевают противогазы и тотчас же зажигают костры из щепы, заранее приготовленной и находящейся в окопах.
— Вся беда в том, — сказал Боров, когда закончили осмотр его имущества, — что люди в полку обращаться с противогазами не умеют. Не тренируются. Наденет солдат на свою физиономию эту резиновую штуку и через полминуты уже задыхается. Если пустить газ, то никаких колоколов не надо, все равно добрая половина солдат сорвет с себя противогазы, а если не сорвет, то задохнется в масках.
— Чего же ты смотришь? Должен настаивать, чтобы тренировались.
— Я уйду в отпуск, а ты этим делом займись. Хотел бы по возвращении видеть, чтобы полк по два часа в масках ходить мог.
— За три недели это сделать трудно, но все же попытаюсь.
— Свечку поставлю, если удастся. Кроме того сильно портят противогазы… Знаешь, кто портит?
Боров осмотрелся кругом и, приблизив лицо ко мне, шопотом произнес:
— Командный состав армии портит.
— Что ты чушь мелешь?
— Не чушь, а факт. По армии издан приказ:
Замечено, что солдаты во многих частях используют противогазы для очистки через активизированный уголь, в них содержащийся, денатурата лака и других спиртных суррогатов. Предлагается командному составу установить наблюдение и не портить противогазов для очистки спиртных суррогатов.
— Ну что ж, приказ вполне законный.
— Эх, какой ты дурень! Сразу видно, что кацап. У нас в полку никто этим не занимался, так как никто не знал, что противогаз может служить хорошим фильтром для очистки денатурата, а как прочли приказ, теперь все, кто достает денатурат, очищают его через противогаз, и первый начал это Земляницкий. Понял?
Перед пасхой Радцевич-Плотницкий уехал в отпуск. Его замещает вернувшийся из тыла после длительного лечения полковник Хохлов.
Хохлов зимой заболел холерой. Считали его положение безнадежным, но к удивлению всех он выздоровел и вернулся на фронт без всяких следов перенесенной болезни. Радцевич-Плотницкий оставил Хохлова при штабе — как бы в качестве своего помощника.
В мирное время полковник Хохлов был командиром Усть-Двинской крепости и во 2-й полк получил назначение уже во время войны.
Хохлов терпеть не мог прапорщиков. Хотя у нас в полку уже много поручиков, произведенных из прапорщиков на основании приказа о льготах офицерскому составу, тем не менее Хохлов при встречах с такими поручиками продолжал упорно называть их прапорщиками.