Читаем Записки прапорщика полностью

Ханчев спрашивал, где повозки, в которых хранятся вещи 3-го батальона, сколько пешком до Лутовищ, чтобы принести оттуда белье. Я просил его не беспокоиться посылкой денщика за двадцать километров, взять белье у меня и пойти в импровизированную баню, которую мои солдаты устроили при обозе.

Ханчев сходил в баню, надел чистое белье, новую суконную солдатскую гимнастерку и штаны и через час вновь сидел со мной за чаем. Шутливый оттенок был в его голосе.

- Спасибо, накормил и напоил. Особенно за последнее, - смеялся он. Теперь я совершенно здоров. Я думаю, не столько контужен, сколько измучен и издерган. Сейчас шум в ушах прошел, голова посвежела, правда, чувствую себя разбитым. Поживу у тебя несколько дней - и вернусь в роту...

- Живи сколько угодно, а главное - сколько позволят, - пошутил я.

- Расскажу все по порядку. Наступление двадцать второго мая велось более организованно, чем когда-либо. Это мы приписываем непосредственному руководству Музеуса, который разместился по соседству с наступающими частями. Офицеры были вместе с частями, и даже Савицкому не удалось изловчиться застрять где-нибудь при штабе. Радцевич находился на расстоянии каких-нибудь четырехсот метров от первой линии окопов.

Таким образом, первый день прошел хорошо. Солдаты видели, что офицеры не отстают, находятся близко и подвергаются такой же опасности. Зато в последующие дни... Музеус перешел в Сапанов, там же остался Радцевич. Савицкий, сославшись на сильную контузию, тоже застрял в сапановских окопах и дальнейшим наступлением решил командовать через ординарцев, находясь в трех-четырех километрах от рот. Вечером Савицкий передал по телефону, что плохо себя чувствует и поручает мне старшинство над третьим батальоном. Я созвал ротных командиров, распределил между ними роли и решил, что, поскольку двенадцатая рота уже достаточно потрепана, наступление на новую линию австрийцев поведут первые три роты батальона, а двенадцатая будет в резерве.

Точно по расписанию вслед за артиллерийским обстрелом первые три роты двинулись в наступление, оставив при мне своих связистов. Мы начали наступать на правый фланг австрийских позиций. Левый упирался в Судовические болота, откуда, как мне казалось, ожидать сюрпризов оснований не было.

На всякий случай я выставил караул для наблюдения за левым флангом австрийцев. То ли мои наблюдатели прозевали, то ли условия местности таковы, но вскоре прибежал ко мне Шурыгин: на нас с левого фланга наступают немецкие колонны! Я выскочил из землянки. Вижу, действительно, на расстоянии пятисот-шестисот шагов движется немецкая часть - человек триста. Позвал пулеметчиков Махова, Шурыгина и Коптева.

Затаив дыхание, ждали мы приближения немцев. Они шли четко, сомкнутой колонной. Подпустив их шагов на триста, мои пулеметчики одновременно из трех пулеметов открыли по ним огонь. Немцы шарахнулись, бросились на землю окапываться. Но пулеметы так резали, что через какие-нибудь десять минут вся колонна оказалась пригвожденной к земле. Тут я бросил на немцев свой первый взвод, который захватил уцелевших, разоружил и в сопровождении нескольких солдат направил в Сапанов.

Прошло полчаса. Видим со стороны Судовических болот новую группу немцев. Повторяем тот же маневр и через полчаса почти полностью забираем ее в плен.

Прождали еще с полчаса. Снова оттуда же выходит колонна, численностью значительно больше предыдущих. Тут мне пришлось ввести в бой кроме своей роты еще оттянутую от наступления полуроту девятой роты. Новая немецкая колонна шла с большими предосторожностями и уже не сомкнутым строем, а врассыпную. Бой с ней продолжался не меньше двух часов.

Положение двенадцатой роты стало в высшей степени угрожающим. Немцы упорно накапливались и шаг за шагом продвигались вперед. Звоню по телефону Савицкому о высылке резервной роты на помощь. Савицкий отвечает, что в его распоряжении ничего нет. Звоню непосредственно Моросанову. Моросанов отвечает, что сделал распоряжение Савицкому обеспечить разгром наступающих на двенадцатую роту немцев. От Савицкого ни звука. Приходится выводить еще одну роту с правого фланга. В это время к немцам подходит подкрепление.

Я даю поручение Шурыгину срочно добежать до одиннадцатой роты, передать, чтобы Осипов обратил свою роту на наступающих немцев и взял в обстрел с фланга.

Ты можешь себе представить, какое волнение пришлось пережить в ожидании подкрепления?! На наше счастье, австрийская артиллерия в это время молчала. Немцы продолжали упорно, хотя и медленно, продвигаться вперед. Расстояние между двенадцатой ротой и немцами дошло до двухсот шагов. Стволы наших пулеметов накалились докрасна. Пулеметчики говорят, еще несколько минут такой интенсивной стрельбы - и пули будут разрываться в канале ствола.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии