Записки последнего сценариста

Сказать по правде, я избрания не ожидал. Был я когда-то обуреваем этой жаждой деятельности на общее благо, председательствовал в своей секции, что-то организовывал, словом, испытывал этот пионерский зуд, уже почти неведомый генерации наших детей и внуков, о чем, впрочем, можно и пожалеть. Когда-то, перед очередным съездом, меня даже сватали в секретари, потом это почему-то замяли; люди, говорившие со мной накануне, отводили глаза при встрече. Так и не знаю, что там произошло: то ли где-то кому-то "не показался", что-то не так сказал, зарубили сценарий или еще что-нибудь. "Еще что-нибудь",- объясняли друзья.

Теперь уж, честно говоря, прежнего запала не было, перегорел, но не встанешь же и не скажешь: не надо. Тем более, в такой момент, после такого съезда. И удовольствие, что все-таки "назван", тоже, как я уже признавался, имело место.

Пишу об этом подробно не для самохарактеристики или, упаси Бог, саморекламы, а потому что намерен дальше, в свое время, порассуждать на этих страницах о такой человеческой слабости - быть избранным, от которой очень и очень многое происходит даже и в историческом плане. Моя персона в данном случае только предмет для наблюдений на эту тему.

Дальше о себе. Вот это уже интересней. На этом первом же заседании в конференц-зале я проявил некоторую активность, однако выбрав тему непопулярную. Меня уже второй день томила мысль об отставленных бывших секретарях. Не то, чтобы я горевал об их отставке, но считал вместе с тем, что долг велит нам поблагодарить их за сделанное. Таков обычай, в конце концов, и не нам его нарушать. Тем более, надо признать, что и сделано ими немало: начинали с нуля, а сколько построено за эти годы - и Дом кино, где мы с вами сидим, и Киноцентр, и прекрасный Дом ветеранов в Матвеевском, как об этом не вспомнить. Одним словом, я предложил сказать им спасибо от нашего имени.

Перед тем, как произнести эту речь, я договорился с Климовым, он сказал: "Давай". Договорился и с двумя коллегами по новому секретариату, те тоже поддержали: "Правильно, скажи!" И вот, дождавшись конца, я сказал.

Что мною двигало? Может быть, даже что-то чисто профессиональное драматург всегда проживает чужую жизнь, ставя себя на место действующего лица и ища его правоту. Для меня нет виноватых. А кроме того, я тбилисец, уважаю приличия, этикет. А еще и проклятый соглашательский характер, которого я только недавно, поумнев, перестал стыдиться.

Но что тут началось! Коллеги - новые секретари набросились на меня со всей еще нерастраченной в съездовских баталиях страстью. Кто-то обозвал меня уже и оппортунистом, и чуть ли не агентом прежнего руководства, с которым я, как известно, состоял в дружбе. Я что-то вякнул по поводу формулы вежливости, на что тут же был дан ответ.

- Да, это будет вежливо по отношению к этим людям, но невежливо по отношению к съезду, который их сбросил! - вскричал в возбуждении, еще, кажется, не прошедшем со вчерашнего дня, Сережа Соловьев.

Климов, глядя на меня, беспомощно развел руками: сам видишь, не проходит. Двое коллег, с кем я советовался, благоразумно промолчали.

Я сел, посрамленный. И долго еще потом ходил в соглашателях. А однажды при случае мне даже припомнили мою скандальную вылазку; словом, я о ней потом долго жалел. Сейчас не жалею.

Сейчас уже и сам Сергей Соловьев просит прощения от нашего имени у бывших лидеров союза, с которыми так плохо тогда обошлись. Одного из них он даже пригласил с почетом к себе в заместители, и тот, к моему удивлению, согласился. А я думал, пошлет куда подальше. Но - слаб человек.