Записки одного армагеддона

Злоба выгодна Тьме, она ее питает, и Тьма делает все, чтобы злобы ее пищи - было в мире больше. Мы создали, сгенерировали критическую массу зла, и теперь оно обращается против нас, чтобы вызвать еще большее зло. Теперь каждый из нас - поле битвы двух начал, и в стороне могут остаться лишь те, кому наплевать на этот мир и на то, что с ним будет. Есть и такие, ты их знаешь, они живут долго и счастливо, и умирают, когда им все окончательно надоедает.

- Я не из них, мне не наплевать! - сказал я, и Трахбауэр горько усмехнулся.

- Как знать. Не ты первый и не ты последний. Кто знает, какое из начал победит в тебе. Ты хочешь идти на войну, драться со злом? Но не станешь ли ты в этой войне сам носителем зла?

- Не стану.

- Благими порывами... Впрочем, смотри...

Ортострофа 2

Сверху было отлично видно, как вышедшие из Вечного Моря полчища захватывали дзонги один за другим. Пленных в этой войне не было.

Город выдавливал из себя колонны добровольцев. Мерный топот обреченных сотрясал измученную землю.

Лишаями расползались зеленые пятна заморов. Изроды и люди избегали бывать там, потому что не стреляло в заморах оружие и нельзя было там убивать.

Дзонг на холмистом плато был окружен, но люди еще не знали этого, строили планы, проводили учения, ждали писем. В штабе закончилось совещание. Офицеры потянулись к выходу, соблюдая субординацию и пряча друг от друга глаза.

Когда за последним закрылась дверь, я тяжело опустился на стул, стиснул распухшую от сомнений голову.

Свежие разведданные, если можно назвать разведданными те крупицы информации, которые удалось добыть, не внесли ясности, не рассеяли сомнений, но исподволь подводили к страшному выводу: настала очередь Оплота Нагорного. Моя очередь.

Отлично спланированное и безукоризненно исполняемое тотальное уничтожение, которым руководят ум и воля, превосходящие человеческие ум и волю.

И я, легат Порота Тариад, за плечами которого сотни выигранных сражений, бессилен что-либо изменить.

Я устал.

От ежедневных землетрясений, во время которых чувствую оскорбительную слабость в коленях, дрожь в руках и не покидаю своего кабинета, чтобы этого ее видели подчиненные.

От неправильной войны, когда самая совершенная техника без видимых причин превращается в бесполезные груды искореженного железа.

От дурацких стрелометов, арбалетов, катапульт и мечей, от всей этой музейной рухляди, поступающей на вооружение вместо отказывающих огнеметов, ракет и танков.

Но не это страшит. Я знаю свой долг и исполню его, даже если исчезнет, откажет, предаст все оружие и придется идти на врага с голыми руками. Бывало и такое.

Страшит неизвестность.

И еще - эпидемия. Неизлечимая болезнь, выкосившая лучших офицеров и десятки самых отчаянных ветеранов. Мгновенное помешательство, рассудок отключается, и человек в слепой ярости бросается на окружающих, не разбирая, кто перед ним. Лекарство одно - смерть.

Я устал от беспричинных изнуряющих приступов панического страха, перемежающихся вспышками злобы, понимания своего бессилия и обреченности. Но ум мой, мой веками тренированный ум военачальника, все еще продолжает искать выход из лабиринта обстоятельств.

Иначе нельзя. В любое время в любом мире моей задачей было наведение порядка железной руки. Так было всегда. Так должно быть и теперь.

Должно быть.

К войне готовились всегда. Знали, что рано или поздно она начнется. Не с заморцами, так еще с кем-нибудь. Война не может не начаться, если к ней готовишься.

И вот она началась, и выяснилось - не готовы. Враг оказался сильнее и страшнее, чем ожидалось. Но для меня это ничего не меняет. Враг внутренний или враг внешний, сильный или слабый - все равно от моего долга меня никто не освободит.

Не вовремя! Как не вовремя все!

Я придирчиво оглядел свои ногти, успевшие отрасти с утра, тщательно их обрезал. Нет, ко мне эта зараза не пристанет. Я умею, всегда умел владеть собой. Уж я-то не потеряло контроля над рассудком. Проклятье!

Я вскочил со стула и заметался по кабинету, затягивая портупею. Разведка и связь, глаза и уши любой военной машины. Обруби их, и...

- Катастрофа, - вырвалось у меня помимо желания. - Катастрофа...

В дверь постучали. Получив разрешение, вошел дежурный офицер.

- Слушаю, - не оборачиваясь сказал я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

- Спешу доложить, мой легат, через пять минут землетрясение.

- Что еще?

Дежурный замялся.

- Девочки из Когорты Поднятия Боевого Духа жалуются на жестокость... Особенно усердствуют ветераны. Участились случаи изощренного садизма, например...

Я оборвал слюнтяя:

- Они знали, куда их направляют. Потерпят. У вас все?

- Все.

- Свободны, - сказал я и, помолчав, добавил: - На время землетрясения разрешаю покинуть здание, если вам... страшно. Заодно утешите девочек. Идите.

Офицер, прибывший в дзонг с последним пополнением, втянул со свистом воздух, щелкнул каблуками и вышел. Теперь он не покинет штаб, даже если наверняка будет знать, что на него обрушится потолок. А вечером у какой-нибудь девочки из Когорты добавится поводов для жалоб.