Почтенная и добрая Надежда Николаевна, я к вам писал из Ялуторовска за несколько дней до моего выезда, и вы воображаете, что я уже на водах Туркинских. Между тем я еще до сих пор в Тобольске у добрых друзей – Михаила Александровича и Натальи Дмитриевны. Здесь задержала меня больная моя нога; теперь, благодаря бога, лучше; с лишком месяц продолжающееся лечение Вольфа дает надежду безопасно продолжать путешествие. Слава богу, что эти новые припадки в инвалидной моей ноге случились перед тем городом, где я нашел попечение дружбы и товарища-лекаря, иначе это могло бы дать развернуться болезни, если бы пришлось тащиться без помощи все вперед. Это видимое покровительство божье мирит меня с остановкой, которая естественным образом иногда приводит в нетерпение. Вы мне простите это сознание и поймете, как трудно лежать человеку, который в кои веки вздумал пуститься путешествовать. Если все будет благополучно, думаю около 1 июля продолжать начатый путь. К водам поспею и надеюсь, что они принесут мне пользу.
На этих днях я получил листок от Ивана Дмитриевича (с ялуторовскими друзьями я в еженедельной переписке). Он меня порадовал вашим верным воспоминанием, добрая Надежда Николаевна. Вы от него будете знать об дальнейших моих похождениях. Надобно только благодарить вас за ваше участие: будем надеяться, что вперед все пойдет хорошо; здесь я починил инвалидную мою ногу и дорогой буду брать все предосторожности.
Хозяева мои вас сердечно приветствуют. Здоровье Михаила Александровича так хорошо, что я нашел его теперь гораздо свежее, нежели при последнем свидании семь лет тому назад. Заочное лечение Иноземцева избавило его совершенно от прежней болезни.
Наталья Дмитриевна иногда похварывает, но в сложности лучше, чем прежде.
Меня они родственно балуют – я здесь как дома и не боюсь им наскучить моею хворостию. Это убеждение вам доказывает, до какой степени они умеют облегчить мое положение. Другие здешние товарищи помогают им в этом деле.
Погрустил я с вами, добрая Надежда Николаевна: известие о смерти вашего внука Васи сильно нас поразило. Тут невольно мысль и молитва о близких покойного. Да успокоит вас милосердый бог в этом новом горе. В сердечном моем сочувствии вы не сомневаетесь – боюсь распространяться, чтоб не заставить вас снова задуматься, хотя вполне уверен в вашей полной покорности воле божьей.
Опять к вам просьба: из прилагаемой записки вы увидите, в чем дело. Верно, у вас есть добрые знакомые в Орловской губернии, которые не откажутся доставить вам нужные сведения, а вы их перешлете Наталье Дмитриевне. Она все это сообщит Степану Михайловичу, который по дружбе к покойному Мефодию хочет помочь его родным. Надобно удивляться Степану Михайловичу; он при одном жалованье находит возможность быть полезным другим, – это точно необыкновенный человек во многих отношениях. Несколько раз пытался отыскать это семейство, но все попытки были тщетны. Я взялся все устроить через вас в уверенности, что вы лучше, нежели кто-нибудь, укажете дорогу к добру.
Прощайте, добрая Надежда Николаевна. Обнимите за меня Алексея и позвольте мне вас самих крепко обнять с искреннею признательностию за неизменную вашу дружбу.
110. М. И. Муравьеву-Апостолу[310]
…Очень бы хотелось получить письма, которые Шаховский обещал мне из России. Может, там что-нибудь мы бы нашли нового. В официальных мне ровно ничего не говорят – даже по тону не замечаю, чтобы у Ивана Александровича была тревога, которая должна всех волновать, если теперь совершается повторение того, что было с нами. Мы здесь ничего особенного не знаем, как ни хлопочем с Михаилом Александровичем поймать что-нибудь новое: я хлопочу лежа, а он кой-куда ходит и все возвращается ни с чем.
С. М. советует быть мне осторожнее. Я при этом новом его замечании показываю ему ногу, и он убеждается, что она поневоле меня включила в число осторожных. Никогда не было так затруднено самое малое движение. Вольф уверяет, что это все должно очень скоро пройти. Желаю ему верить, но как-то покамест не сбываются его слова. Он читал письмо Ивана Дмитриевича – я именно дал ему прочесть, чтобы отзыв об нем служил благодарственным адресом, и Вольф очень доволен. И я доволен, но признаюсь, хотел бы видеть развязку этого лечения, которое и медику должно наскучить… С прошедшей почтой я писал к Надежде Николаевне… Много говорил Вольфу об училищах и особенно о женском, которое представляла ему Гутинька. Я вижу Гутиньку в полном блеске педагогии и восхищаюсь… К Евгению я пишу несколько слов официально.
111. М. И. Муравьеву-Апостолу[311]
Музыки Marseillaise[312] здесь ни у кого нет; B'erenger[313] есть у Александра, но теперь нельзя достать – все книги уложены по случаю переделки в доме. Когда можно будет, он вам его пришлет…