Лишайники и мхи берут начало от высоких деревьев; длиннейшие лианы находят опору в грибной плесени. Деревья укрепляются в земле; ряска вырастает в воде. Птицы летают, опираясь на пустоту; звери бегают, опираясь на вещное. Черви спасаются, затворившись в земле; рыбы успокаиваются, нырнув в глубину. Корень, поднявшись к небу, породняется с вершиной; корень, уйдя в землю, породняется с низом; корень, пройдя времена года, сближается с тем, что по сторонам. — И в каждом случае он следует собственным свойствам.
Доживший до тысячи лет фазан уходит в море и становится устрицей; доживший до сотни лет воробей уходит в море и становится мидией; дожившая до тысячи лет черепаха-юань научается говорить как человек; дожившая до тысячи лет лиса становится прямо и превращается в красавицу; дожившая до тысячи лет змея, разорвавшись, разрастается по частям; по дожившей до ста лет крысе можно гадать. — Таков у них у всех предел счета лет.
Солнце входит в весеннюю пору, и сокол превращается в горлинку; солнце входит в осеннюю пору, и горлинка превращается в сокола. — Таковы изменения по временам года.
Вот почему гниющие травы порождают светляков; загнивший камыш порождает сверчков; рис порождает долгоносиков; пшеница порождает мотыльков. Рождаются ли из перьев крылья, оформляются ли в глазах зрачки, поселяется ли в сердце мудрость — это все подобно превращению незнания в познание, и при этом сменяется стихия. Когда же журавль превращается в сайгу или сверчок порождает креветку, они не утрачивают ни своей крови, ни своей стихии, но их внешность и их природа испытывают превращения — явления подобного рода до конца уяснить невозможно.
Когда движение является следствием превращений — это указывает, что все идет как обычно; если же все стороны перепутаны — это указывает, что вмешались колдовские наваждения. И потому, если низшие формы рождаются от высших, а высшие формы рождаются от низших — это значит, что стихии движутся вспять. Если же человек рождает зверя, а зверь рождает человека — это значит, что стихии смешались. Если же мужчина превращается в женщину, а женщина превращается в мужчину — это значит, что стихии сменяют друг друга.
Луский Ню Ай захворал — и через семь дней превратился в тигра, внешность его изменилась, когти и клыки стали длинными. Его старший брат вошел к нему — тигр схватил его и съел. В то время как он был человеком, он не ведал, что ему предстоит стать тигром; в то время как он стал тигром, он уже не знал, что всегда был человеком.
По тем же причинам во время Цзинь, в годы под девизом Тай-кан ужаленный змеей Жуань Ши-Юй, уроженец Чэньлю, боли никакой не почувствовал; несколько раз он обнюхивал ранку — и вот в носу у него завелась пара змей. В годы Юань-кан отправившийся в гости Цзи Юань-Цзай, уроженец Лияна, съел по дороге черепаху — и у него образовался завал в кишках; лекарь дал ему снадобья, от которых из него вышел целый шэн маленьких черепашек, каждая величиной с монетку, но головы, лапы уже образовались, узоры на панцире все были на месте, только от снадобья они все уже были мертвыми.
Известно, что в женщине нет стихии, производящей благое преобразование; что нос — не такое место, где есть порождающая утроба; что угощение по дороге — не средство для производства низших тварей. И если рассматривать вещи исходя из этого, то рождение и гибель десяти тысяч тварей и их превращения происходят не от замыслов, берущих начало в проникновении духа. И хотя бы мы сами и стремились найти такие замыслы, от этого происходит лишь злое знание.
Таким образом, при рождении светляков из разлагающихся трав причина лежит в гниении; при рождении мотыльков из пшеницы причина лежит в сырости. Получается, что превращения десяти тысяч тварей все имеют свою причину. Крестьянин, желая остановить превращения пшеницы, вымачивает ее, пока не погибнут личинки; совершенномудрый человек, стремясь упорядочить преобразование десяти тысяч тварей, помогает им, пока они не вступят на Путь Истины, — не так ли поступает крестьянин с пшеницей?
Цзи Хуань-цзы копал колодец и наткнулся на что-то вроде глиняного жбана, а внутри в нем оказался баран. Он послал человека к Чжун-Ни с вопросом:
— Я копал колодец и наткнулся на собаку. Что это значит?
— А я, Цю, — сказал Чжун-Ни, — полагаю, что это должен быть баран. Цю слышал такое: чудовища в деревьях и камнях — это Куй и Ванлян; чудовища в воде — это Дракон и Вансян; чудовище же в земле называется Баран.
В «Сведениях о треножниках из Ся» сказано: «Вансян напоминает трехлетнего ребенка. Глаза у него красные, цвет черный, уши большие, когти алые. Кормить его можно только связав его веревками».
«Ван-цзы»[99] говорит: «Семя стихии дерева порождает блуждающие лучи. Семя стихии металла производит чистый свет».