Записки непутевого резидента, или Will-o’- the-wisp

Однако просьбу уважили, в комнатушке, уставленной книгами, выпили три бутылки водки и обсудили все проблемы текущего момента.

— Давненько я не имел такой потрясающей беседы! — восхищался потом генерал Джон. — И самое поразительное — это скромность моего друга, он остался таким с тридцатых годов, он не выберется из своей комнатушки, пока в СССР не останется ни одной коммунальной квартиры!

Естественно, что важным аккордом было посещение Грузии, где обычно иностранные визитеры под воздействием вина, песен и горного воздуха быстро теряли остатки критичности и целиком попадали во власть положительных эмоций.

Теплый вечер на брегах кипящей речки, раскрасневшиеся секретарь обкома, товарищ Майкл и генерал Джон, певшие «Интернационал», пели от души, взявшись за руки, англичанин, русский и грузин, и этот момент человеческого единения был искренен и трогателен, как мечта о братстве людском.

Потрясенный Майкл, наблюдая за генералом, думал: неужели он принимает все на веру? неужели он не видит, что ему втирают очки? или просто это человек, который видит то, что он хочет видеть?

Генерал остался в восхищении от своей поездки.

— Я и раньше не сомневался в правильности вашей политики, но теперь, увидев и страну, и людей, я понял, что служу правому делу. Единственное, что меня несколько резануло: напрасно каждое утро мне подавали на завтрак вазочку с зернистой икрой. Я понимаю, что был дорогим гостем, но в Англии мы, социалисты, к этому не привыкли…

Прошло время, Майкл ушел в отставку, в мир ворвалась перестройка, оплот коммунизма рухнул, генерал Джон совсем отошел от тайных дел из-за солидного возраста, иногда печатал статьи в газетах и даже издал книгу воспоминаний.

Однажды Майкл встретил бывшего коллегу, недавно прибывшего из Англии.

— Как там генерал Джон? Наверное, страдает из-за того, что рухнула Система?

Коллега хитро сощурил глаза.

— Недавно я встретил его на приеме в посольстве. Очень бодр и очень рад успехам демократии в России. Уверен, что рынок укрепит благосостояние страны и победят идеи, которым он служил. Жаловался на сон Англии и завидовал нам — ведь у нас никогда не скучно. Да, еще рассказал историю… что-то о войне…

— Как варили кошку под Арденнами?

— Совершенно верно. «Знаете, что это такое, капитан Джон? Настоящая кошка! Я сварил вам кошку!»

Генерал Джон был настоящим человеком.

Батилл

Отпуск товарищ Майкл обычно проводил вне ведомственных санаториев, куда съезжались кагэбэшники со всего Союза: они с завистью поглядывали на заграничные шмотки, говорили о своей работе с какой-то скрытой обидой (мол, вам легко там, на Западе, а мы вкалываем), тяжело и занудно пили водку, и уборщицы, подсчитывая бутылки, стучали директору, а тот — в Москву.

По тропинкам меж пальм бродили озабоченные секретарши, буравя глазами встречных мужчин, и жены с жирными спинами и задами-подушками. Все это навевало депрессию. Лишь однажды Майклу повезло: его соседом по комнате оказался сотрудник «пятерки»— гроза диссидентов, разработчик Сахарова («Ах, Андрей Дмитриевич, душа человек, у меня с ним дивные отношения. Я уж ему говорю: «Андрей Дмитриевич, дорогой, вы — наш научный гений, зачем вы против выступаете?» Да разве это он? Это все Боннэр! Впрочем, все это неинтересно, послушайте лучше о моем романе с одной дрессировщицей…»).

Вот и все радости, но как отдыхать еще в стране санаториев? как использовать бесплатный проезд, дарованный на отпуск? — опытные товарищи надоумили Майкла отдыхать в дальних концах страны, в этом случае к отпуску приплюсовывали дни железнодорожной поездки, даже если отпускник вылетал в точку самолетом, гуляй, чекист, на славу Родине!

И вырвался Майкл вместе с коллегой на голубой Иссык-Куль, отдаленно похожий на Черное море: отелишко у озера, пустота на магазинных полках, киргизы на ослах, суетливые овцы, ветер и горные вершины.

Туда, к юртам, и направились, захватив по котомке с водкой.

Проводник, презиравший москвичей за их легкую жизнь с газом, колбасой и электричеством, вел самым трудным путем, иногда, как бы между прочим, замечая, что вокруг залегли в камнях ядовитые змеи, путники настолько ослабели, что скатывались со склонов на собственных задах[28]; наконец появились искомые юрты, пульс бился в сумасшедшей агонии, и не лез в горло традиционный барашек, полученный в обмен на водку, и не грел чресла симпатичный осел, предоставленный для катания, неясно было, кто есть кто.

Еще судорожно пульсируя, Майкл раскрыл купленную утром местную газету и вдруг увидел броский репортаж о визите во Фрунзе делегации во главе с Батиллом, фигурой известнейшей, ультралевой, занимавшей массу должностей и в парламенте, и в партии, и в профсоюзах, участником всех прогрессивных форумов, борцом за мир, любимцем всех советских общественнных организаций, непрерывно приглашавших его в страну.

Товарищ Майкл тогда ведал суровым Альбионом, где разведку изрядно потрепали — работа шла туго, вербовочные показатели отсутствовали, производство стояло, и это было ужасно.