Записки наводчика СУ-76. Освободители Польши

Не сумев заснуть, я вылез из машины и примкнул к своему командиру. Вскоре к нам пришел старший лейтенант Приходько, а потом и старший лейтенант Тимаков. Получилось нечто вроде ночного собрания. Около трех часов ночи послышались стуки солдатских котелков. Значит, начинается время кормления подразделений. Перед наступлением необходимо накормить бойцов, а то неизвестно, как развернутся события, и кто знает, когда она, наша кормилица-кухня, догонит нас. Недалеко от нас, в лесочке, расположилась кухня стрелкового батальона, и запах наваристого супа доносился до наших огневых позиций. Скоро и наш старина Смола приедет с завтраком. До начала артподготовки все хозяйственные дела должны быть завершены. Ничто не должно отвлекать нас от самой главной задачи предстоящего боя. Смола не заставил долго ждать. Раздавая еду, повар приговаривал: «Рубайте, братцы, вдосталь, а то вас и не догнать». – «А ты не отставай, пошевеливайся! – наставительным тоном сказал Семен Поздняков. – А то плетешься, как на черепахе, уже не раз ели у пехоты». – «Можно подумать, что с голоду помираешь, – ответил Смола, – ты давай жми до Берлина, а мы поспеем!»

Так в шутках и закончили последний завтрак перед наступлением 14 января 1945 года. Почему-то хотелось верить, что это последнее наступление и оно приведет нас в логово фашистской Германии.

Было все. Мы познали горечь поражений и вкусили сладость побед, хотя за это платилось дорогой ценой. Мы теряли своих близких, родных, боевых товарищей. На всем пути к заветной цели оставались холмики с фанерной звездочкой. Порой не хватало времени как следует и написать, кто зарыт под этим холмиком. Думали так: вот закончим войну и поставим достойный памятник. Шли дальше. Но прошли десятилетия, и не все могилы еще найдены, не на всех еще обозначены имена тех, кто навечно остался лежать на ратном поле, а те, кто знал об этих холмиках, тоже не пришли с поля битвы. Так и стоят безымянные могилы на окраинах деревень или на перекрестках сельских дорог.

Вперед, на запад! Стрелки часов подходили к «Ч», и вот началось. Залпы «катюш» возвестили начало артиллерийской подготовки. Полетели тысячи снарядов, обрушиваясь на головы гитлеровцев, разрушая долговременную оборону, круша и подавляя огневые точки, артиллерийские батареи, закопанные самоходные орудия, штабные землянки. Все это может помешать продвигаться вперед. И в этой массе огня была и наша частица того гнева, который мы посылали как возмездие за все то, что было причинено нам каждому в отдельности и всем вместе.

Первый этап огня по заданным нам целям на переднем крае мы батареей выполнили успешно и начали готовиться для переноса огня в глубину обороны. Выскочив из машины всем экипажем, начали подтаскивать из укрытия снаряды ближе к машине. Работали, как черти, не чувствуя усталости. И вот снова отметка по точке наводки, и полетели снаряды. Снова перенос огня, и снова серия снарядов.

Наконец поступила команда: «Приготовиться к атаке!»

Еще и еще раз проверили, все ли у нас готово, не оставили ли чего, кроме пустых ящиков из-под снарядов? Оставшиеся снаряды уложили под ноги, в боеукладке везде полно. Это радовало, а то частенько, бывало, в бою испытывали голодовку, благо хорошие друзья попадаются, нет-нет, да и выручат. Но на этот раз и сами можем выручить.

Рация работала только на прием.

Последние минуты. Маршруты движения изучены, и, как только пехота поднимется, мы догоняем ее и сопровождаем своим огнем до выполнения ею задачи дня.

Наконец-то долгожданные три серии красных ракет, и мы двинулись по провешенному маршруту. Проскочили наши позиции, вышли на нейтральную полосу. Впереди маячили фигуры солдат первых цепей, с которыми мы должны наступать. Еще дальше впереди удалялись наши танки. Они прорывали передовые позиции гитлеровцев. Раньше мы их не видели, где и когда они выскочили?

Вероятно, пока мы были заняты артподготовкой, они прошли где-то стороной от наших позиций – и вперед. Это придало нам бодрости. А то ведь как чаще всего получалось? Нас, самоходчиков, всегда за танкистов считали, и мы выполняли задумки командирские, как танкисты. И мы справлялись, потому что надо.

Первая траншея противника молчала. Огонь нашей артиллерии разметал все: и окопы, и блиндажи, и даже ходы сообщений были завалены. Такова сила нашего огня. Я смотрел на развороченные и вывернутые наизнанку фашистские укрепления. Трупы, разбитые орудия, стоявшие на прямую наводку, выкорчеванные бревна из накатов блиндажей – все перемешалось. Бойцы, бежавшие рядом, временами куда-то строчили из автоматов: то ли по фашистским солдатам, то ли для порядка, понять было трудно, потому что вражеских солдат в первой траншее я не увидел, сколько ни вглядывался в прицел. Но вот впереди вторая вражеская траншея, а перед ней минное поле, мы это поняли сразу, потому что несколько бойцов подорвались на минах.

А как же тогда танки прошли? Раз они прошли, значит, есть проходы. Слышу в ушах команду по ТПУ:

«Смотрите, где обозначены проходы!»