Читаем Записки наводчика СУ-76. Освободители Польши полностью

С тыльной стороны подъехал бронетранспортер. Из него начали выпрыгивать на дорогу наши разведчики. Среди них я узнал Ивана Кислого, мы с ним уже встречались на Наревском плацдарме, и с тех пор я его не видел. Я еще подумал, что надо с ним поговорить, как только немного все успокоится. Пленных передали им, а их оказалось 18 человек. Это не считая раненых, которых еще не приобщили к общей группе. Командир заметил комбата и пошел ему навстречу.

Я видел, как он ему докладывал о происшедшем бое. Приходько пожал его руку, видимо, поблагодарил, и похлопал по плечу. Понемногу начало все успокаиваться. Но мы с заряжающим продолжали находиться в машине и наблюдать. Но уже не верилось, что немцы посмеют снова здесь сунуться, ведь это будет глупо. В то же время до утра было еще много времени и всякое бывает. Подумают, что мы успокоились, и рванут снова. Ведь мы иногда такие хитрости устраивали. Помню, на плацдарме у Нарева пошла наша разведка и напоролась на немецкую. Завязался бой, понесли мы потери и стали думать: как быть? Теперь немцы насторожились и уж не пролезть. Однако наши разведчики через пару часов повторили поиск на этом же месте, и не впустую. Потому что сделали правильный ход. Поэтому мы, помня такое дело, ни минуты не ослабили своего внимания.

Но все же я посоветовал Ивану разрядить пушку, а то вдруг нечаянно нажмешь на рычаг и беды на свою голову наживешь.

Уже потушили горевшие машины, начали растаскивать уцелевшие. Некоторые выруливали на обочину и своим ходом отгонялись в сторону поселка. Командир вернулся к машине, передал благодарность комбата. Впервые за все это время мы спокойно сели на броню и закурили. На душе было спокойно.

Сколько же прошло времени с момента начала боя? Оказалось, что час с небольшим. Да, время в бою измеряется разными величинами. Бывает, что оно тянется вечностью, а бывает, что пробегает мгновенно. Мне показалось, что в этот раз время тянулось долго. Это, вероятно, потому, что мы мучительно ожидали и терялись в догадках, не могли предположить, как все обернется. А теперь, когда все уже позади, на душе стало легче, как отмякло все, наступило расслабление и почему-то захотелось поспать.

Командир смотрел на нас с Иваном с отцовской заботой, и, когда мы, привалившись к броневому колпаку противооткатных устройств, начали дремать, он не сказал ни слова, только как-то особенно ласково произнес: «Вздремните, ребята, а я посижу рядом». И мы «вздремнули», почти до рассвета.

Среди личного состава нашего самоходно-артиллерийского дивизиона было много моих сверстников. Мы все пришли на пополнение еще на Украине. Нас, молодых солдат и сержантов, после обучения в полковой школе бывалые и умудренные боевым опытом воины приняли в свою среду очень хорошо. Я ни разу не ощутил пренебрежительного отношения ни к себе, ни к таким, как я. Такое отношение к нам только поднимало их авторитет, и мы с уважением смотрели на старых солдат, на их гимнастерки, на которых гордо горели ордена и медали. Мы старались им подражать, учились у них всему хорошему. Для меня таким примером был Саша Верхоланцев – наш комсомольский вожак. По его рекомендации я стал готовить себя для вступления в партию.

Таким же хорошим и задушевным товарищем был Николай Иванов, здоровенный парень, коренной сибиряк. Жаль, что погиб после боев под Торунью. Много таких, как я, уже никогда не вернутся к своим родным, они навсегда остались лежать на дорогах войны. Среди пополнения 1944 года вместе с нами пришли в дивизион и бывалые ребята, которым военная судьба уготовила послужить теперь в самоходчиках. Такими были Алеша Ларченков, который после госпиталя учился вместе с нами в полковой школе, Илья Федосеев и другие ребята. Они уже хлебнули боевой жизни. Им приходилось отступать в трудное для нашей страны время. А теперь они познали радость наших побед. Навсегда запомнились мне мои боевые товарищи Валентин Моисеев, Василий Ченышев, Семен Поздняков, Коля Воронков. Мы были одногодки. Для всех мы были молодыми воинами, и никто нас никогда не называл по отчеству. Нас редко называли даже по фамилии, чаще просто по имени. Но таких, как наш механик-водитель Николай Иванович Лукьянов, мы обязательно величали. Это создавало именно ту основу взаимоотношений, которая способствовала поддержанию настоящей товарищеской атмосферы, без которой немыслимо было само существование крепкой солдатской среды. И если кто из молодых попадал впросак, он никогда не был объектом насмешек. Он всегда находил поддержку и сочувствие как среди себе равных по возрасту, так и тех, кто годился ему в отцы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии