Записки начинающего феодала

— Ты хочешь, чтобы из тебя сделали жаркое, а твою жену и детей увели с верёвкой на шее в Степь? — отрезал я. — Если хочешь — вали! Найду другого. Эй, сеньоры! — закричал я для всех. — Кого всё устраивает — валите! Я не держу вас на своей земле! — Сеньоры потупились ещё сильнее, и снова подались назад, особенно с глаз исчезли те, кто ниже статусом, выставив под удар замковых мастеров и тех, кто из ближайших селений. — Но я, blyad', не хочу, чтобы нас, человеков, МОИХ человеков, с моей земли, всякие зеленокожие уроды делали рабами и мясом! — ярился я. — Кто разделяет мои ценности — давайте работать! Пахать, как проклятым! И мы это сделаем! Ибо дорога в тысячу миль начинается с первого шага! А кто готов в котёл и на вертел — pizduyte naxuy с моей земли! Всё ясно?

— Так мы это, мы ж не против…

— Мы ж за, вашсиятельство…

— Вы только обскажите как, мы всё сде… — начались возгласы. Мастера включили заднюю. Ну и слава богу.

— К мастеру Рамону! Водка стынет! — выдал я итоговый приказ, когда нервная дрожь прошла, а ярость поутихла. — И быстро пошёл сквозь строй к скучающему Дружку.

Потом была пьянка. Во время которой я объяснял устройство доменной печи, козыряя словами «шихтоподача», «двуконусное устройство», «флюс», «присадки» и «футеровочная кладка». Я, конечно, гуманитарий ещё тот, но когда у тебя в родном городе стоит и дымит изо всех щелей, отравляя всё на свете, «Северсталь», некоторые вещи ни разу не слышать просто невозможно.

Помню чей-то уважительный возглас:

— Эх, вашсиятельство! Не был бы ты графом, золотой бы из тебя кузнец вышел!..

От таких людей это похвала восемьдесят пятого левела. Я аж прослезился. Аж самому жаль стало, что я граф.

Потом мы с нашим кузнецом и мастером Гнеем, обнявшись, опираясь друг на друга, чтоб не упасть, шли домой и орали песни. Я пел какие-то вещи из нашего мира, на русском, поясняя смысл на местном. Что-то вроде: «Выходила на берег Катюша…» и «Тёмная ночь, только пули свистят по степи…» Отроки ехали на конях вокруг, шагом, естественно, но не мешали и не помогали, идо замка мы так втроём и дошагали…

…А после помню только, как проснулся с больной головой.

Ничего, Астрид примет. Не поймёт, но примет. Удара с тыла, с её стороны, не ждал. Ибо она теперь уже, благодаря дурости отца, баронесса де Кастильяна. С моей смертью графский стол ей ни разу не светит. Скорее Катрин дорогу откроет, а та тут всё быстро к рукам приберёт. С другой стороны она понимает, что после взятия его сестры в заложники, король не даст мне пятьдесят тысяч серебра. То есть войско у меня только до осени. А далее или перевод всех на карантен с раздачей баронств на оставшихся своих землях, либо что-то совсем новое из моего мира. Пусть неприятное, не принятое здесь, не понятное, но, блин, позволящее графству не схлопнуться.

* * *

— Что там мастера, мастерят? — спросил я, когда выехали на просторы. Сегодня нас было всего трое, я, Прокопий и Ансельмо. И пятёрка отроков разъехалась по окрестностям. Зачем так много не понимал, возможно Вольдемар тренировал так подчинённых, чтобы к службе привыкали. Новая метла сотни по-своему метёт. А он всегда был как раз десятником моего личного десятка и лучше всех знает требования к личному составу десятка телохранителей.

— Мастерят, — морщась от звона в голове, произнёс Прокопий. Он ночевал в посёлке, где — не знаю, но с утра привезли его на телеге. — Мастер Дорофей как опохмелился, в кузницу уехал, говорит, его нет, пока он вертелку шариковую не соберёт. Думаю, гонять своих будет в шею, но завтра первый образец привезёт.

— Пусть везёт, — согласился я. — Посмотрим.

Действительно интересно, как могут воплотить идею подшипника кузнецы махрового средневековья?

— Мастер Рамон, тоже похмелившись, начал что-то строгать на мельнице, — продолжил Прокопий. — Что — не смотрел, в замок уехал. Зато видел мастера Гнея, уже в замке был, что-то своим подручным командовал. А перед выходом мне занёс бересту со списком, на кого вольные сделать. Пока в своём кабинете оставил, приедем — на пергаменты перепишу. Десять человек! Десять, Рикардо! — А это с укором, чтоб мне стало безумно стыдно за своё решение. Ага, ща-аз!

— Оформи, подпишу, — бегло кивнул я, разочаровывая старика. Сумрачного настроения Прокопия не разделял, свободные люди работают лучше рабов, как ни крути. — Сам что думаешь насчёт плотины? — перевёл стрелку на насущное.

— Если ты всех крестьян к зиме отпустишь, нам придётся им тут, на строительстве, деньги платить, — вновь вернул тему к больному Прокопий. — Без барщины их на работы не загонишь, как загнать вольных-то? Дело оно может и доброе, вот только погождать надобно, пока не достроим. А там и раздавай.

— Ансельмо! — прикрикнул я, ибо квестор отскакал чуть дальше и в беседе участия не принимал.

— Я, вашсветлость? — подъехал он к нам.

— Объясни коллеге, что такое платёжеспособный спрос?