Читаем Записки молодого человека полностью

После спектакля пили у него чай, который нам раз­ливала его мама-сибирячка, с гладко зачесанными назад волосами, иконописным, как из камня вырезан­ным лицом и спокойно льющимся голосом.

После чая нас уложили ночевать на заботливо по­стеленных театральных диванчиках в задней комнат­ке за директорской ложей.

На рассвете через еще не проснувшийся город пошли к пристани. Там в ожидании рейсового паро­ходика я вдруг заметил двух интендантов — одного сухопутного, а другого морского. Лицо сухопутного интенданта мне показалось очень знакомым, и, вгля­девшись, я узнал Юрия Германа. Морским интендан­том оказался корреспондент "Северной вахты" Ко­новалов, белобрысый молодой человек ленинград­ского типа, корректный и язвительный.

Герман жаловался, что он уже пятый день не мо­жет добраться до Мурманска: два раза вылетал и два раза возвращался из-за непогоды.

По дороге Герман рассказал, что здесь, в Архан­гельске, дожидаясь отправления в Мурманск, сидит еще и Александр Жаров и фотокорреспондент "Из­вестий" Зельма.

Добравшись до аэродрома, мы узнали у дежурно­го, что все места в самолете уже расписаны. По­чувствовав, что если я не улечу сегодня, то проси­жу здесь столько же, сколько уже просидел в Вологде, я начал напирать на дежурного. Кроме ко­мандировочного предписания "Красной звезды", у меня была еще бумага из ПУРа, подписанная самим Мехлисом. В результате в списках пассажиров чьи-то две фамилии были зачеркнуты, а наши две встав­лены, и нам было сказано, чтобы мы быстрее шли к самолету.

Все это произошло на глазах у растерявшихся Юрия Германа и Коновалова; они, в свою очереди, нажали на дежурного, но уже ничего не смогли поделать — их оставили до следующего само­лета.

На мое несчастье, я оказался без вины винова­тым. Как выяснилось уже потом, в Мурманске, две вычеркнутые дежурным фамилии оказались фами­лиями двух других военных корреспондентов, а именно Германа и Коновалова. Боюсь, что они мне так потом и не простили этого, хотя, клянусь богом, я узнал об этом только несколько дней спустя.

Через пять минут мы догрузились в самолет и вы­летели.

Было адски холодно. Самолет шел над морем, а потом над безлюдными пространствами восточной оконечности Кольского полуострова. Делалось все холоднее и холоднее.

Над самым Кольским полуостровом мы летели ча­са полтора. Делать было нечего, и я все время смотрел вниз. Но сколько ни смотрел, не увидел там под нами ни одного людского жилья.

В двенадцать часов дня мы приземлились на аэродроме. Кругом лежал снег — Север уже окон­чательно вступил в свои права: картина, знакомая по 1938 году, когда я в первый раз был в этих краях.

Дожидаясь машины, которая бы довезла нас до го­рода, мы просидели два часа в штабе авиадивизии. Летчики расспрашивали меня о том, как дела на юге. Почему-то это их интересовало больше всего другого. Может быть, по закону контраста.

Мы доехали до Мурманска на разбитой полутор­ке. За те три с половиной года, что я в нем не был, город заметно отстроился. Вместо единичных каменных домов в нем уже было две или три сплошь каменные улицы и большой пятиэтажный проспект Сталина.

Заехав в редакцию армейской газеты и побываа в этот же вечер на командном пункте 14-й армии, расположившемся за городом, в неприметном, глу­хом месте между сопок, мы к ночи добрались до го­стиницы "Арктика", в которой, на наше счастье, ока­зался свободный номер, да притом еще, как это обычно называют в провинциальных гостиницах, "пра­вительственный". В номере было целых две комнаты, так называемая "люксовая мебель" и неработав­шая ванна, которую потом мои коллеги фотокоррес­понденты сделали своей лабораторией.

После всех перелетов и переездов этого дня — по морю, по воздуху и по суше — мы заснули как мертвые.

У англичан

Два следующих дня ушли на знакомство с людь­ми и выяснение того, как, с кем и с чьего разрешения можно съездить к английским летчикам для того, чтобы сделать о них очерк. Тем временем из Архангельска прилетел Юрий Герман, и мы вместе с работником политотдела ар­мии Развиловским поехали к англичанам.

Поездка началась с того, что мы направились в Грязное, на командный пункт командующего мор­ской авиацией генерал-майора Кузнецова. Англий­ские летчики находились в его непосредственном подчинении, и от него зависело разрешение посетить англичан.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии