Записки Мегрэ. Первое дело Мегрэ. Петерс Латыш

Вот пример, который вызовет у вас улыбку. В каком-то году нас в классе оказалось целых пятьдесят восемь человек, пятьдесят восемь учеников, принадлежащих к различным социальным кругам, наделенных различными качествами, устремлениями, недостатками. И вот я развлекался тем, что набрасывал, если можно так выразиться, идеальную судьбу для всех моих одноклассников, в уме называя их «адвокат», «финансовый инспектор»…

В конечном счете я дошел до того, что начал придумывать, чем закончится жизнь этих людей и как они умрут.

Возможно, теперь вам будет легче понять, почему мной овладела идея стать врачом. Слово «полиция» в то время не значило для меня ровным счетом ничего, с ним у меня ассоциировался лишь сержант, дежуривший на углу улицы. Если я и слышал разговоры о тайной полиции, то никогда даже не задумывался, чем она занимается.

И вот совершенно неожиданно передо мной встал вопрос о том, чем зарабатывать на жизнь. Я приехал в Париж, не имея ни малейшего представления о профессии, которой хотел бы себя посвятить. Учитывая мое незаконченное образование, все, на что я мог рассчитывать, – это найти место в какой-нибудь конторе. Осознав сей факт, я принялся безо всякого энтузиазма просматривать объявления в газетах. Дядя предлагал мне остаться в булочной и освоить профессию пекаря, но тщетно.

В маленькой гостинице на левом берегу Сены, где я в то время обитал, моим соседом по лестничной площадке оказался человек, чем-то заинтриговавший меня; мужчина приблизительно сорока лет, в котором, один Бог знает почему, я усмотрел некое сходство с моим отцом.

Хотя внешне он был полной противоположностью светловолосому и худому человеку с поникшими плечами, которого я привык видеть в кожаных крагах.

Мой сосед был невысоким, коренастым, темноволосым мужчиной; он рано начал лысеть, но старательно скрывал это, зачесывая волосы вперед на лоб. На его лице красовались черные усы, подкрученные с помощью щипцов.

Незнакомец всегда одевался в черное, отличался аккуратностью и обычно носил пальто с бархатным воротником (что отчасти объясняет появление другого пальто), а также трость с массивным серебряным набалдашником.

Мне думается, что сходство с отцом заключалось в его манере двигаться, слушать, смотреть, ходить, никогда не ускоряя шага, а также в том, что он всегда был сосредоточен на своих мыслях.

Однажды случай свел нас в недорогом ресторанчике, расположенном в том же квартале, что и гостиница. Затем я узнал, что мой сосед ужинает там почти каждый день, и загорелся совершенно необъяснимым желанием познакомиться с ним.

Напрасно я пытался догадаться, чем он занимается. Скорее всего, этот человек был холостяком, раз уж он жил в полном одиночестве в гостинице. Я слышал, как он вставал утром и как возвращался вечером, почти всегда в разное время.

Он никогда ни с кем не встречался, и лишь один-единственный раз я заметил его в компании весьма странного, отталкивающего субъекта, которого в ту пору, не стесняясь, назвали бы апашем[3]. Они беседовали на углу бульвара Сен-Мишель.

Я вот-вот должен был получить место в позументной мастерской на улице Виктуар. Я намеревался отправиться туда на следующий день с письменными рекомендациями, которые запросил у моих бывших преподавателей.

В тот вечер в ресторане, подчиняясь непонятному побуждению, я решительно поднялся из-за стола в тот самый момент, когда мой сосед отложил салфетку – таким образом, я оказался у выхода одновременно с ним и придержал дверь.

Он не мог не заметить меня. Возможно, он догадался о моем желании побеседовать, так как окинул меня самым внимательным взглядом.

– Благодарю, – сказал незнакомец.

Так как я продолжал стоять посреди улицы, он поинтересовался:

– Вы идете в гостиницу?

– Я полагаю… Я не знаю…

Стояла поздняя осень, но вечер выдался чудесным. Невдалеке пролегала набережная, луна поднялась над деревьями.

– Вы один в Париже?

– Да, один.

Он не искал моего общества, он просто согласился на мое присутствие, воспринял его как свершившийся факт.

– Вы ищете работу?

– Как вы узнали?

Он не потрудился ответить, лишь покатал во рту леденец. Вскоре я понял, зачем он это делает. У него дурно пахло изо рта, и он это знал.

– Вы приехали из провинции?

– Из Нанта, но родом я из деревни.

С ним было легко разговаривать, он вызывал доверие. Впервые с момента моего приезда в Париж я обрел собеседника, и его молчание ничуть не смущало меня, должно быть, потому, что я с детства привык к доброжелательному молчанию отца.

Когда я заканчивал излагать свою историю, мы как раз подошли к набережной Орфевр, миновав мост Сен-Мишель.

Мой спутник остановился перед массивной приоткрытой дверью и спросил:

– Не подождете меня несколько минут? Я быстро.

У двери на посту дежурил полицейский в форме. Немного побродив вокруг, я поинтересовался у него:

– Разве это не Дворец правосудия?

– Это вход в помещение Сюрте.