Дыхание мое остановилось, свет в глазах померк… Господи! Неужели все! Стоять на пороге мечты, столько лет добиваться цели и в последний момент потерпеть крах! Худо мне было…
Вошла врач, спросила сестру, как у меня дела, и я услышал: "Нормально, все в порядке". Обмякший от пережитого, я вывалился из кабинета, забыв поблагодарить свою спасительницу… Потом, правда, я опомнился, заходил в поликлинику, чтоб её найти, но больше ее не видел.
Вскоре состоялось знакомство с инструкторами. Мне они представлялись почти полубогами да и на самом деле были людьми незаурядными. Лев Васильевич Фоменко, Николай Иванович Нуждин, Михаил Михайлович Котельников, Георгий Сергеевич Тегин, Виктор Иванович Кирсанов, начлет Михаил Кондратьевич Агафонов — летчики с большим опытом испытательной и инструкторской работы, они могли и умели дать нам то, что может потребоваться в работе летчика-испытателя и, главное, приучить к самостоятельности, дотоле нам неведомой.
Игорь Волк, Станислав Близнюк и я попали в группу Н.И.Нуждина, могучего кряжистого полковника с индейским профилем, весьма жесткого и требовательного инструктора, как выяснилось впоследствии. Познакомившись с нами, Николай Иванович сказал слова, справедливость коих подтвердилась моим последующим опытом. Примерно, это звучало так: "Если вы будете работать хорошо, то не ждите похвалы, так как испытатель работать плохо не может. Незамеченными не останетесь, будут и признание, и уважение. Но, если провинитесь (тут он употребил другое, менее благозвучное слово), знайте, что потом очиститься будет очень трудно, помнить ваш "ляп" будут долго, возможно, всю вашу жизнь. Так что все в ваших руках", — повторил он слова М. К. Агафонова.
По предварительному плану, месяца два нас должны были учить всяческим наукам, вплоть до высшей математики, и только после этого начинались полеты, но нашу группу Николай Иванович "вытянул" на аэродром через месяц, а потом и другие инструкторы не могли усидеть без дела.
Методика обучения у Н.И. Нуждина была своеобразной: он показывал в полете только особенности пилотирования того или иного самолета, какие-нибудь сложные режимы, ранее нами не выполнявшиеся, в остальном же представлял нам полную самостоятельность. На земле он тоже не "стоял над душой", мы должны были сами изучать технику, инструкции, описания, тренироваться в кабинах. К инструктору полагалось обращаться только тогда, когда все остальные возможности познавания были исчерпаны. Но если в чем-то допускалась оплошность, то немедленно разражалась гроза. Меня, уже привыкшего к своему более-менее привилегированному положению в аэроклубе, брала оторопь, когда приходилось выслушивать сентенции грозного инструктора…
Не забуду, как однажды, после первых контрольных полетов на Ил-28, Николай Иванович посулился прогнать меня с аэродрома, если я и в дальнейшем буду допускать ошибки, которых, по его мнению, нормальный летчик делать не может. По правде говоря, дело тут было не в ошибках, а в том, что инструктор увидел меня перед полетами не за изучением инструкции, а за игрой в нарды… От такой перспективы у меня начали дрожать ноги на педалях, но с духом я все-таки собрался, и мое изгнание с аэродрома не состоялось.
Первое время инструктор ко мне присматривался, держал, так сказать, "на коротком поводке" — на первых трех типах: МиГ-15, Ил-12 и Ил-28 я получил вывозных полетов побольше, чем Волк и Близнюк. Но на всех последующих самолетах количество "вывозных" ограничивалось двумя-тремя полетами, как и предрекал нам Михаил Кондратьевич.
Вообще учеба в ШЛИ воспринималась мной, как сказочный сон. Представьте себе: инструктор говорит, что через два-три дня тебе предстоит вылет на МиГ-19. Громоздишь около себя гору инструкций, тренируешься в кабине, сдаешь зачеты и через три дня сидишь в этом красивом, мощном истребителе, просишь разрешения на запуск двигателей, причем надо лететь одному, без инструктора, так как "спарки" этого самолета нет. Каково мне, кроме легких самолетиков с полотняной обшивкой ничего в жизни не видевшему, пережить эмоции, связанные с этим полетом! Но переживал, как-то справлялся…
Должен сказать, что летать на реактивных самолетах, особенно на истребителях, мне показалось не так уж и трудно, а, может быть, как это ни парадоксально, в чем-то и проще, чем на поршневых самолетах. К скорости перемещения земли на взлете и посадке быстро привыкаешь, расстояние до земли на этой скорости определяется легко — если смотреть, куда надо, — влияние ветра сказывается меньше, к тому же все скоростные самолеты имеют шасси с передней стойкой, что облегчает выполнение взлета и посадки. Обзор на большинстве реактивных самолетов хороший, вибрация и шум двигателей в кабине несравнимо слабее, чем на поршневых, поэтому полет на реактивном самолете много комфортабельней.