— Этого не может быть, — зло сказал ему Рубакин. — Этого не может быть, и все тут. Да, да! Если хроноскоп подчиняется вашей воле, то представляю себе, сколько вы уже привнесли в науку абракадабры!
Березкин прослушал всю тираду спокойно, хотя он, как и все мы, впрочем, любит критику весьма умеренной любовью. Он повторил уже просмотренные нами кадры и присвистнул.
— Я и сам этого не ожидал, — признался он. — Сейчас же повторю все сначала. Ты понимаешь хоть что-нибудь? — обратился он ко мне.
— Что летит концепция нашего гостеприимного хозяина — понимаю, он — тоже. Потому и нервничает. А мы на сей раз чисты как младенцы — никакого собственного мнения!
Мы тщательно, с учетом всех мыслимых случайностей, переформулировали задание хроноскопу, и Березкин убежал в пещеру.
Но как ни изощрялись мы, чтобы опровергнуть первый результат хроноскопии, у нас ничего не получилось: хроноскоп вновь и вновь подтверждал, что Калека убит топором Альтруиста.
Рубакин, конечно, всерьез не подозревал нас в насилии над хроноскопом, что исключалось не только нашими правилами расследования, но и объективными особенностями прибора.
— Типичная картина, — безжалостно подвел итоги Трива. — На развалинах философских концепций торжествует эмпирика!
Никто, однако, не откликнулся на эту, справедливую в данной ситуации, сентенцию, — всем почему-то стало не по себе от результатов хроноскопии.
— Какой смысл? — неизвестно кого спросил Рубакин. — Какой смысл?!
— Какой смысл, что лев бросается на льва, а тигр — на тигра? Стихия!
— Эмпирика, — поправили Триву помощники Рубакина, но никому не захотелось продолжать разговор в таком тоне.
От нас не требовали скоропалительных объяснений.
В тайне я уже подумывал о работе в Ферганской котловине, когда Березкин сказал, обращаясь ко мне, но так, чтобы слышали все:
— Я говорил тебе: «каждый шаг по долине Пянджа приближал Калеку к смерти». Какая ерунда! Каждый шаг утверждал его право на жизнь, на уважение соплеменников, ставил их — здоровых — в зависимость от него, инвалида!
Никто не перебивал Березкина, но он вдруг умолк и довольно долго сидел, опустив голову на руки.
— Если не ошибаюсь, неандертальцы хронологически подразделяются антропологами на группы? — Березкин вопросительно посмотрел на Триву.
— Конечно. Более древних мы называем «классическими», а более поздних «сапиентными» неандертальцами, то есть разумными.
— Наши…
— Я уже перечислял вам неандерталоидные признаки, но у них имеются и сапиентные черты. Вертикальный лоб, например, большие глазницы…
— Переходный тип? — спросил Березкин.
— Да, они прямые предшественники Человека разумного, нас с вами.
— Вот я и подумал, что лишь превосходство в уме, знаниях и наблюдательности могло обеспечить Калеке достойное место в орде. По каким-то причинам орда уходила все дальше в горы, в незнакомые и трудные для жизни места. Не только физическая мощь здоровых, но и разум Калеки потребовался тогда орде. Почти бесспорно, что еще до схватки, в которой его искалечили, он успел выделиться среди соплеменников, и они сохранили ему жизнь.
— Логично, но чистая философия, — сказал Трива. — Да и логика кончается в самом начале истории. Потом они же его и прикончили.
— Нет, не они, — жестко возразил Рубакин. — Я уверен, что Калека и Альтруист пали под ударами одного и того же топора. Топор не принадлежал Альтруисту, вот в чем дело.
— Сейчас проверим, — сказал Березкин. — Совсем не исключено, что вы правы. Альтруиста следовало сразу же вслед за Калекой подвергнуть хроноскопии.
Березкин подошел к хроноскопу, поколдовал возле него, и отправился к пещере.
— Случай простой, — сказал он по пути. — Результат получим тотчас же.
Хроноскопия не подтвердила предположения Рубакина: изображения черепа Альтруиста и каменного топора на экране не совместились.
— Убийца — Альтруист, — лаконично подвел итоги Березкин.
— Но вы противоречите сами себе, — не отступал Рубакин. — Вы же сами утверждали, что лишь торжество разума помогло выжить Калеке!
— Я не отказываюсь от своих слов, но вы почему-то начисто исключаете резкое изменение обстановки.
— Сегодня утром никто не захотел прислушаться к моим словам, — вмешался я в разговор. — Но, если верить хроноскопу, удары наносились людьми ослабленными. Именно ослабленными. Не мне вам растолковывать, что неандертальцы обладали огромной физической силой.
— Да, вот эта особенность их рук — короткое предплечье и длинное плечо свидетельствует о большой силе, — согласился со мной Трива.
— Голод, — сказал я. — Голод после долгого благополучия взорвал уже сложившиеся внутриордовые отношения. Останки грудных детей — лишнее доказательство тому. По-моему, Калека был убит Альтруистом после неудачной (очередной неудачной!) охоты. Вспышка слепой злобы, взмах топором и… точное попадание в висок.
— Но кто убил… — спрашивавший словно споткнулся, — Альтруиста?