Записки из чемодана

Я записал и говорю М. И. Калинину, что тысячи и особенно десятки тысяч шпионов — вроде бы многовато, а Калинин М. И., рассмеявшись, говорит: «Иван Александрович, я уже подписал, так что ты не возражай».

Далее я спросил, когда и где опубликовать Указ. «Опубликовать в Саратове в газетах и можно в Энгельсе». На этом закончили разговор[182]. С Чернышевым согласовал подачи вагонов и пароходы, а также прибытие войск НКВД.

Через два дня войска стали прибывать, я их с ходу отправлял в населенные пункты, согласно моим расчетам[183].

За два дня до выселения я пришел в областной комитет Партии немцев Поволжья и рассказал о принятом Президиумом Верховного Совета СССР Указе. Немцы выслушали с гробовым молчанием мои слова, и секретарь обкома сказал, что: «Мы — коммунисты, и примем соответствующие меры к выполнению этого Указа»[184].

Затем для того, чтобы как-то подбодрить их, я взял с собой секретаря и других членов бюро обкома, и мы поехали по области. Там они грустными голосами рассказывали, что они планировали и т. д. Я им сказал, что в Указе четко сказано, что в новых районах они получат землю и там неплохо устроятся, так как будет правительством оказана материальная помощь.

В день операции наши офицеры и солдаты объявляли немцам, сколько груза разрешается взять с собой, кроме личных вещей, и в течение 2 дней мы вывезли 470 тысяч немцев Поволжья.[185]

Я после этого остался на пару дней, вызвал секретаря Сталинградского обкома Чуянова* и секретаря Саратовского обкома Власова и поделил по карте между ними районы немцев Поволжья. Они между собой поссорились, не желая принимать районы, так как они боялись, что им придется охранять деревни и т. д.

Тогда я их посадил в машину, и мы поехали по населенным пунктам для ориентировки, с тем чтобы посмотреть, что осталось в немецких деревнях и какие нужно принимать меры.

Заехали вначале в Энгельс — областной центр автономной области. Ну, там, к счастью, жили русские, так что остались представители власти и, и все в порядке.

Поехали по деревням. Подъезжая к деревне, видим — ходит стадо сытых коров, овец, телята. В деревне в хлевах заготовлено сено, стоят лошади, также хорошо упитанные. Местами уже скошена трава, стоят копны с сеном. На полях растет урожай пшеницы и др. Одним словом, хорошие дома, скотина и т. д.

Когда проехали 3–4 деревни и везде увидели то же самое, тогда секретари обкомов начали сперва между собой, а потом и меня втянули в разговор о том, что «эти деревни ближе к Саратовской области» — говорит Власов, а Чуянов спорит, что ближе к Сталинградской.

Когда я делил районы, то они со мной спорили, что им не надо тот или иной район, а сейчас, когда увидели хорошее состояние скота и деревень, то давай, прирезай к моей области.

В общем, когда закончили объезд деревень, мы еще раз заехали в Саратовский обком и снова по карте уточнили, кому какой район отходит. Правда, Власов остался недоволен моим окончательным решением[186].

Для подтверждения моего решения я позвонил М. И. Калинину и доложил, как я разделил районы. Он одобрил мое решение и добавил: «Мы это не предусмотрели, но хорошо, Иван Александрович, что это решил». Ну, после этого я вернулся в Москву и доложил М. И. Калинину о выполненном указе.

Операция «Улусы»

О второй на своем счету массовой депортации — карачаевцев — Серов ничего не пишет. Есть лишь косвенная ссылка на это. В записях 1954 года Серов упоминает о претензиях, высказанных ему на заседании Президиума ЦК Михаилом Сусловым: мол, «когда выселял карачаевцев, то не зашел в крайком» (В годы войны будущий идеолог КПСС был 1-м секретарем Орджоникидэевского крайкома).[187]

Между тем, из документов известно, что накануне выселения карачаевцев, которое проводилось 2 ноября 1943 года, Серов специально приезжал в г. Микоян-Шахарск (ныне Черкесск) для проверки готовности операции. Он же отдавал последние распоряжения частям НКВД. В общей сложности депортации подверглось тогда 68 938 человек, поголовно уличенных Сталиным в предательстве.