Записки из чемодана

Нужно сказать, что за время вот уже более года войны мне ужасно везет. Как правило, где бы я ни был, после меня либо разобьют бомбежкой, либо снаряд попадет, а я уже уехал. Видно, под счастливой звездой родился, ну, посмотрим еще, война только началась.

Утром поехал в сторону Калача или, как здесь называют, «Излучина Дона».

Да, забыл сказать, что до этого съездил в Штаб фронта, встретился с Хрущевым и передал ему письмо от Нины Петровны. Хрущев был членом ВС Сталинградского фронта[118]. Вот тоже бедняге везет. Назначают на самые тяжелые фронты. До этого был на Харьковском направлении у Тимошенко.

Продолжаю. Отъехал от Сталинграда километров 30, как вижу — немцы бомбят железнодорожную станцию. Самолеты летают низко, нагло, бензохранилища горят.

Поехал дальше. Смотрю — идут группы красноармейцев в кальсонах, в гимнастерках, многие — с винтовками. На груди гвардейские знаки. Остановил офицера, спрашиваю номер дивизии и что случилось.

Оказывается, это бойцы Московской Гвардейской дивизии, прибывшие в оборону Сталинграда, и находились в Излучине Дона. С утра немцы перешли в наступление, и наши начали отходить. Когда дошли до Излучины, то стали переплавляться вплавь. Многие для облегчения сняли штаны и сапоги и оставили на том берегу.

Одним словом, и смех, и слезы, и обидно. Но отрадно, что бойцы не унывают духом, знают, что идут в Сталинград на переформирование. Оружие не бросили.

В одной деревне нашел штаб 4ТА и командарма, бывшего кавалериста, генерал-майора Крученина*[119], который оборонял излучину Дона.

Когда и вошел, поприветствовав, говорю: «Ну что, навоевались?» Крученин побледнел и молчит. Я только потом сообразил, что я в форме НКВД — 4 ромба. Он подумал, что я его арестовать приехал.

Спрашиваю, как же случилось, что ушли из Излучины, он говорит: «т. Серов, наша 4 танковая армия, только по названию танковая, а на самом деле танки еще не поступили. Всего есть 7 штук. Немец накануне в двух-трех местах прощупал нас, узнал, что нет танков, и пошел в наступление при поддержке танков и авиации. Вот и пришлось отступить».

Я ему посоветовал быстрее собрать отходящие войска и организовать их для дальнейших боев.

Когда мы возвращались в Сталинград, немцы, вернее, отдельные истребители, всю дорогу нас преследовали на бреющем полете, пикировали и обстреливали из пулеметов, но ничего не могли сделать, ни одной царапины.

Я раза два ложился в кювет, а где не было, то убегал от машины. Правда, впереди нас шла тоже военная машина, так ту побили пулями, шофера ранили.

По прибытии в Сталинград я вызвал командира дивизии НКВД полковника Сараева и начальника УНКВД Воронина. 20 лет назад мы с Сараевым вместе учились в т. Кадникове в школе 2-й ст<упени>.

Растолковал ему, что надо делать, где выставить посты для задержания неорганизованно отходящих с фронта, где организовать оборону на подступах к городу, доложить ВС о принятых мерах и с дивизией никуда не уходить.

Сараев, как мне потом говорили, стойко держался с дивизией и был награжден ВС фронта орденом[120].

Их надо сбросить с перевала…

Через два дня после описываемых событий мне приказали из ГОКО срочно вылететь в Тбилиси и принять участие в обороне Кавказских перевалов, куда устремлялся немец. Туда же прилетели генералы Бодин* и другие из Генштаба.

Когда я 25 августа прибыл в Штаб округа, там собрались генералы во главе с командующим Закавказским фронтом Тюленевым. Затем появился Берия, член ГОКО. Берия спросил у Тюленева: «Откуда ждете противника, и где наших войск мало?» Тот невнятно ответил, что немец рвется через Клухорский перевал и Марухский перевал к Сухуми, где наступает дивизия СС (командир дивизии генерал-майор Майнц)[121].

Видно было, что штаб округа плохо был знаком с обстановкой и не готов был для боевых действий, работали по мирному, как будто и войны не было. Кругом в кабинетах, в приемных и коридорах развешаны портреты бывшего министра обороны Тимошенко.

Берия подметил это и, выйдя из уборной, спрашивает у Тюленева: «А почему, кацо, нет портрета Тимошенко в уборной?» Тюленев смутился и ответил: «Учтем». Все захохотали. Это дело происходило более чем через год, как министр обороны был т. Сталин, а не Тимошенко.

Когда было учтено, что самое опасное направление движения немцев — Клухорский и Марухский перевалы, что там немцы продвигаются по 4–6 км в сутки, то Берия сразу сказал, обращаясь ко мне: «Забирай, кого тебе надо из генералов, и сейчас же отправляйся на перевалы. Немца надо задержать»[122].

Мне показалось, что он как-то неприязненно на меня посмотрел. Ведь на этом совещании были грузины из ЦК, ни одного не послал туда, хотя оборонять надо было Грузию, побережье, Сухуми. Я сказал, что мне нужны в помощь генерал Добрынин* и генерал-лейтенант Сладкевич*, которые со мной учились в Академии Фрунзе. Берия согласился. Мы вышли.[123]

Через час нам организовали отдельный паровоз, куда мы прицепили вагон с оружием и выехали в Сухуми.