Записки десантника

Но идти так по улице было опасно: первый же прохожий мог поднять шум, и тогда полковника пришлось бы бросить — с такой ношей не побежишь. Выручил опыт разведчиков, отличное знание ими местности. С улицы сейчас же свернули в переулок, потом — в какой-то двор, со двора — на огород, с огорода — на пустырь, опять на огород… Из пределов города выбрались только к рассвету.

Дотащившись до леса, разведчики остановились на отдых. Вскоре подошли сюда Артур и Казимир с женой полковника. Ее сознательно вели отдельно от Нивеллингера, чтобы не наделала шуму и не привлекла патрулей.

Привал продолжался не больше часа. Нужно было подальше убраться от города, чтобы на случай погони не попасть в ловушку. Шли медленно — пленного все еще приходилось тащить на себе, — делали частые пятиминутные остановки. Так продолжалось до тех пор, пока полковник не протрезвел настолько, что мог держаться на ногах. Тогда пошли быстрее.

Видя, что партизаны обращаются с ним и его женой вежливо, Нивеллингер на одном из привалов повел такие же речи, какие незадолго перед тем вел Вильденмайер с Носовым и Меняшкиным.

— Послушайте, — начал он дружеским тоном. — Я только сейчас разобрался в вашей ошибке. Ведь вы, как я догадываюсь, полагаете, что я немецкий полковник. А ведь я русский. Ну, служил, правда, у немцев, не отрицаю. Но, если хотите знать, служил не по своей воле. Ведь вы, — он показал на Бориса, Николая и Артура, — фактически были у меня в руках. И лишь потому, что я в душе сочувствую вашей борьбе, я выпустил вас из Борисова невредимыми.

— Бросьте прикидываться простачком, противно! — отрезал Николай.

Нивеллингер хотел еще что-то доказывать, но увидел сидящего в стороне Федотова и понял — игра действительно проиграна.

Больше он за всю дорогу к этому разговору ни разу не возвращался, а когда узнал, что Рудак является помощником командира партизанской бригады по разведке, присмирел окончательно и даже подтянулся, стал вежливым и разговорчивым.

По прибытии на базу допрашивал его Рудак.

Поняв, что только чистосердечные показания могут сохранить ему жизнь, Нивеллингер отпираться не стал и рассказал все, что нам было так необходимо знать. О себе он поведал Рудаку то, о чем читатель уже знает. Он признался, что лично забросил в тыл Советской Армии несколько десятков опытных разведчиков и диверсантов, назвал их настоящие фамилии и те, под которыми они действовали в нашем тылу, указал, как их можно изловить.

Рудак тут же передал эти сведения в Москву, а Нивеллингера и его жену перебросил на основную базу бригады. Лопатин передопросил бывшего руководителя борисовского отделения гитлеровской военной разведки и получил от него ряд дополнительных ценных показаний. А через короткое время Нивеллингер был отправлен вместе с женой на Большую землю, где был использован для вылавливания той самой агентуры, которую он сам же забросил в тыл нашей армии.

Глава двадцатая. Решающий день

Лена в растерянности стояла перед Домной, торопливо соображая, как ей отделаться от требования поварихи и не вносить в кухню охапку дров с миной.

— Ну что же ты стоишь? Давай скорее, — торопила Домна.

— Погоди, Домнушка, я не знала, что тебе требуются дрова для плиты, и отобрала специально для растопки печей и ванны. Я их пока сложу в коридоре, а тебе мигом принесу других, — и, не обращая внимания на ворчание старухи, бегом помчалась в конец полутемного коридора. Там она сложила дрова на пол у печки, а сумочку с миной сунула в стоявшее тут мусорное ведро, прикрыла ведро тряпкой и выбежала во двор за новой охапкой дров.

Всячески стараясь угодить Домне, Лена сама подбросила дров в плиту, принесла воды, помогла поварихе разрубить мясо. Эта старательность и покорность растрогали старуху.

— Ну, спасибо тебе, — прошамкала она и только тут заметила необычную бледность на лице Лены. — Да ты заболела, что ль? На тебе лица нет. Что с тобой?

— Немножко простудилась, а тут еще зубы всю ночь не давали спать, — на скорую руку схитрила Лена.

— Закончишь уборку, приходи, угощу тебя какао с пирожками, — окончательно раздобрилась повариха.

— Спасибо, Домнушка. Ну, я побегу, а то не успею вовремя приготовить ванну и растопить печи.

Лена вышла из кухни, оглянулась по коридору, прислушалась — никого. Подошла к ведру, достала сумку и на секунду задумалась. Куда же деть мину? Где ее спрятать? Сдернула с головы косынку, завернула в нее мину и спрятала под блузку, на грудь. А чтобы мина не свалилась, завязала концы косынки за спиной. Оправив блузку, надела фартук и, захватив беремя дров, стала подниматься по лестнице на второй этаж. «Боже! Хоть бы не взорвалась у меня на груди!» — твердила она про себя.

Так, непрерывно ощущая прикосновение к телу страшного, согретого теперь ее теплом куска металла, Лена приступила к работе. И как ни старалась она заставить себя свыкнуться со своей ношей, мысль о том, что вот сейчас, сию минуту, мина может взорваться, не выходила из головы.