Записки десантника

Мину взялась раздобыть у партизан Мария Осипова. Задача эта оказалась нелегкой. В течение нескольких дней Мария поджидала Финскую, рассчитывая заполучить мину через нее. Но Финская не появилась — мы сознательно задержали ее, чтобы Наде не мешала, — и Мария, переодевшись под спекулянтку, вышла из Минска в отряд Дяди Димы.

Знакомый путь она совершила без каких-либо затруднений. Командир отряда Федоров в тот же день вручил ей мину с заводом на 24 часа, проинструктировал, как ею пользоваться, и, напутствуемая пожеланиями удачи, Мария тронулась в обратный путь.

До Минска она опять же добралась без происшествий. Но тут предстояло самое страшное: нужно было как-то обмануть стражу на заставе при въезде в город.

Мария шла, как торговка, с тяжелой корзиной, в которой были брусника, яйца и творог, а под ними, на дне, — мина. О, если бы можно было миновать заставу! К сожалению, такой возможности не было. Стража — всюду, решительно на всех подходах к городу, и ничего другого не оставалось, как идти напролом и надеяться только на случай и на собственную изобретательность.

Без тени волнения, с безразличным, усталым видом не шла, а тащилась Мария к патрульному пункту. Но когда она подошла совсем близко, то, к своему ужасу, заметила, что на этот раз патрульные с особой тщательностью проверяют прохожих. Возвращаться уже было поздно.

— Что у тебя в корзине? — грубо окликнул Марию полицай, стоявший рядом с немецким солдатом. Вид как того, так и другого ничего хорошего не предвещал.

— Брусника, яйца, творог, — устало и безразлично ответила Мария.

— Высыпай на землю! — приказал полицай.

Если бы он ударил ее, она бы не растерялась так, как от этого приказания. Но через мгновение она уже овладела собой, снова вошла в роль торговки и стала слезно умолять полицая пощадить ее ягоды и творог — ведь они же помнутся и запачкаются! Кто же их купит в таком виде? А у нее, бедной вдовы, дома голодные дети…

Но полицай был неумолим.

— Высыпай на землю, говорят тебе!

Но как же она могла высыпать, если на дне корзинки мина! И Мария решила попытаться воздействовать на немецкого солдата, равнодушно наблюдавшего эту сцену.

— Пан! Господин пан! Пожалейте бедную вдову, я вам сто марок дам и пол-литра водки — у меня с собой, — только не портите творог и бруснику! Пожалуйста!

При упоминании денег и водки у полицая забегали глаза. Мария заметила это и, продолжая причитания, вытащила из-за пазухи бутылку с водкой и стала развязывать угол платка, где обычно крестьянки хранят деньги;

— Ну, ладно, ладно, не вой, — смягчился полицай и, обращаясь к немцу, сказал: — Вообще-то я эту женщину знаю, не раз видел, как она торгует на рынке…

Гитлеровец молча махнул рукой, и полицай выхватил из рук Марии деньги и водку. Часть марок он сунул себе в карман, остальное передал немцу и закричал на Марию во всю глотку:

— Ну, проходи, что ль! — и подтолкнул ее в спину.

Мария не стала мешкать. Миновав заставу, она, чтобы не маячить долго на глазах часовых, юркнула в первый же переулок и глухими улицами добралась к себе на квартиру.

И вот настал час, к которому с таким душевным трепетом готовилась Лена: мина у нее в комнате.

Чтобы отвлечь внимание полицая, проживавшего за стеной и, конечно, шпионившего за сестрами, Валентина завела громкий разговор о продаже туфель. Начался торг о цене, а тем временем женщины осматривали мину. Потом они положили ее на диван, закрыли матрацем и, то садясь, то приподымаясь, пробовали: прощупывается ли?

— Как будто бы не прощупывается, — прошептала Валя.

За стеной послышалась возня. Было ясно, что полицай прислушивается.

— Так какая же ваша окончательная цена? — повысила голос Мария.

— Меньше чем за сто пятьдесят марок не отдадим, — в тон ей ответила Валя. — Посмотрите, какие изящные туфли!

— А не взорвется она раньше чем через сутки? — взволнованным шепотом спрашивала Марию Лена.

Мину, по уговору с Марией, сестры должны были зарядить ровно в два часа ночи. Весь вечер Лена и Валентина сидели, прижавшись друг к другу, и молча поглядывали на часы. Говорить не хотелось. Обе напряженно думали об одном и том же: завтра решается их судьба, если, конечно, мина не взорвется раньше времени у них в комнате. Малейшая неудача — и обе погибнут. Чем больше они думали об этом, тем напряженнее себя чувствовали. В двенадцать они прилегли, но сон не шел. Так и не сомкнули глаз до двух.

— Ну… давай заряжать, — дрожащим голосом сказала Валя. — Пора.

— Да, пора.

Когда они, впервые в жизни, стали вставлять в мину взрыватель, руки у обеих дрожали.

— Куда же мы ее положим до утра? — спросила Валентина, когда мина была заряжена. — Может быть, вынести ее во двор?

Лена не согласилась.

— Нет, Валюша, положим-ка ее себе под подушку. Если уж взорвется раньше времени, так пусть погибнем вместе. А во двор выносить нельзя — вдруг заметит этот, что за стенкой…

Мину положили под подушку и легли. Но, конечно, не спали.