Записки бойца-разведчика

Вдруг показались человеческие силуэты. Я приложил к плечу автомат и стал поджидать, когда они подойдут ближе. Я уже был готов нажать на спусковой крючок, когда уловил что-то похожее на русскую речь. Я подпустил их ещё ближе и убедился, что это наши. Я вышел из-за будки и позвал их к себе. Они сначала замерли от неожиданности, потом подошли. Оказалось, что они из бригады морских пехотинцев, которая накануне заняла станицу и, захватив грузовик со шнапсом, перепилась. Оклемавшись в каком-то из огородов, они выбрались из станицы, снова занятой немцами, и пробирались к своим. Я указал им путь и снова залёг за будку.

Через час или два история повторилась. Ещё два морячка вышли на меня, в поисках наших.

Через какое-то время опять показались силуэты. Когда они подошли ближе, я, не поднимая автомата, вышел навстречу.

— Сюда, ребята, — позвал я.

«Ребята» сделали какое-то непонятное движение, и справа от меня сверкнуло пламя. Как будто обухом кто-то ударил меня по плечу. Я выронил автомат и кинулся назад. Но тут осознал, что бегу без автомата и вернулся за ним. Немцы исчезли. Я схватил автомат и побежал к своим.

Разыскав комвзвода, я доложил, что приближаются немцы и что ранен. Мне показалось, что у меня нет правой руки, и я начал умолять Ивана застрелить меня. Вместо этого Иван позвал санитаров. Санслужба была готова к приёму раненых, поскольку через пару часов должна была начаться атака. Я оказался первым из них. Прибежавшая медсестра быстро перевязала мне голову. Меня под руки довели до дороги, положили на подводу. Подвода тронулась, я потерял сознание. Пришёл в себя на операционном столе.

Швейцарская система

Персонал военно-санитарного поезда состоял в основном из женщин. Это были сёстры и санитарки, совсем ещё девочки, недавние школьницы. Мужская часть состояла из нескольких человек охраны и проводников. В поезде царила атмосфера влюблённости. Жизнь персонала состояла из двух частей: изнурительных рейсов, когда раненых везли с фронта в госпиталь, и отстоев в ожидании следующих поездок к фронту. Во время отстоев жизнь была почти беззаботной. Проходили репетиции самодеятельности, хора. Соревновались с хорами других поездов, давали концерты местному населению. По вечерам собирались в купе первого вагона, где было что-то вроде клуба.

Однажды среди девочек разгорелся спор, как надо целоваться, и кто целуется лучше. Решили проверить теорию практикой и устроили соревнование. Поскольку в тот вечер я оказался единственным мужчиной, меня назначили судьёй. Сопротивляться я не стал, хотя опыта у меня не было.

Полученные в первом туре соревнования семь поцелуев повергли меня в замешательство: выделить лучший было невозможно. Тогда я стихийно изобрёл что-то вроде швейцарской системы и назначил второй тур. После него я отбраковал Нину. Она нежно прикоснулась к моей щеке и смущённо упорхнула в дальний угол купе.

После третьего тура отстраняю Веру. Она поцеловала меня не так, как я этого ждал. Оправдываясь через несколько дней, она сказала, что не могла целоваться как следует в присутствии других.

Финальную пару составили младший лейтенант Тася и вольнонаёмная Рая из Баку. Их поцелуи были на уровне: долгие и с объятиями. Аудитория возражала против объятий, считая, что это не предусмотрено программой. Но я, как судья, авторитетно заявил, что поезд качает, и оценить качество поцелуя могу только, когда меня поддерживают. Определить лучшую было невозможно. Я назначал повторные туры, пока зрители не запротестовали. Пришлось вынести решение, что победили обе.

Утром, проснувшись, я уловил на себе пристальный взгляд врача.

— Что у вас с губами?

Я хотел объяснить что-то, но губы не двигались.

Леонид Вегер

^Москва