Дня через два неожиданно ко мне явилась Маруся и с торжеством подала бумажку — официальную справку из госпиталя, что у нее никаких венерических болезней не обнаружено. С этой справкой я отправился к коменданту, и тот имел мужество признаться, что чересчур со мной погорячился. Так, в его глазах не только Маруся, но и другие девушки моего взвода были реабилитированы. На прощанье комендант сердечно пожал мне руку. А солдата его взвода заразила полька, и тот не хотел в этом признаться.
Так Маруся осталась в моем взводе. Я следил за ее поведением и ни разу не поймал ее. При встрече со мной она молча опускала свои невинные черные очи и легкими шагами проскальзывала мимо меня.
Настал день отправки наших бойцов старших возрастов. Много среди них было у меня друзей, с которыми я прошел рука об руку еще с Горьковского рубежа. Разлучаться мне с ними было очень тяжело, тем более что сам-то я оставался в роте. Пришла бумага за подписями Пылаева и Михальского с приказом прибыть всему взводу на торжественные проводы, оставив на Flory, 7 лишь охрану.
Я отправил взвод под командой Литвиненко. Остался сам вместе с молодоженами Сашей Кузнецовым и Ольгой Бугаевой.
Оставив Сашу у ворот с винтовкой и Ольгой сторожить и целоваться, я пошел к себе. Наверное, это был мой самый грустный день за все время солдатчины. Жену в Москву не пускают, мать и сестры в Москве голодают, будущий мой роман меня не удовлетворяет, и я сжег целую главу. Вдобавок на сердце у меня кошки скребут из-за наших ночных грабежей. И по душам не с кем теперь было поговорить. Капитан Финогенов был далеко. Еще мог бы я кое в чем излить свою горечь столь же одинокому и тоскующему по своей жене Пугачеву. Но мы с ним почти не виделись. Со строительством памятника в Праге у него многое не ладилось, он изнервничался до последней степени.
Залпом выпив два стакана бимберу и кое-как закусив, я завалился спать.
Взвод пришел ночью, когда я спал. Утром Литвиненко рассказывал, что выдавали спирту, девушки рассказывали, как они лихо плясали с Пылаевым и с самим Сопронюком. Я всех послал на работу.
А впрочем, нашелся у меня на безрыбье, правда, не друг, а приятель. Как-то на строительной площадке подошел ко мне польский офицер в чине, соответствующем нашему старшему лейтенанту. На чисто русском языке он сказал, что давно уже следит за мной, как я вожу взвод на работу, как энергично распоряжаюсь, и хочет со мной познакомиться. Его фамилия Новиков, он русский, инженер, какому-то начальству вздумалось превратить его в инженера того польского батальона, который строит тут же на Уездовской Аллее здание Советского посольства. И еще он сказал, что в Москве его ждет невеста, о которой он очень тоскует, а сейчас среди поляков чувствует себя одиноким. Тогда много наших офицеров служило в польских частях.
Я его позвал к себе в гости. За чарочкой он продолжал жаловаться на судьбу, щелкал по эмблеме — орлу на фуражке, с презрением называл его курицей. С тех пор он время от времени ко мне приходил по вечерам. А года через полтора я гулял на его свадьбе.
Возможно, мой читатель XXI века начнет меня подозревать: наверное, автор кое-что скрывает. Вон сколько в его подчинении было девушек, неужели ни к одной не склонилось его сердце?
Ледуховский, видимо, страдал половым бессилием, Пугачев был явный женоненавистник. А я очень много думал и беспокоился о своей семье, много думал о своей, так, даже 30 лет спустя, и неосуществленной эпопее о войне и слишком уставал на чересчур напряженной, хотя постоянной и бесполезной работе. Ну, по-видимому, можно добавить и то, что я придерживался определенных принципов, которые побеждали мои плотские желания.
А теперь придется признаться: появилась девушка, которая мне очень нравилась. Вот эта самая, упомянутая на предыдущей странице, Ольга Бугаева — поэтичная, черноглазая, веселая, толковая. Она попала в немецкое рабство с десятилетним образованием. А в Варшаве я сделал ее своей секретаршей. Ведь у меня велось делопроизводство по всем правилам: надо было переписывать и подшивать разные бумажки, хранить копии накладных на полученные продукты, составлять сводки. Ольга быстро сообразила, как подгонять выполнение норм к упомянутой мной выше «единичке», как составлять наряды и т. д.