Записки беспогонника

— Это совсем нехорошо, что у меня коней отнимут.

Кажется, в тот же вечер я пошел к Пылаеву, который остановился у ксендза. Я застал нашего капитана, развалившегося в кресле и попивающего вместе с ксендзом кофе с домашними печеньями. Ксендз был очень толстый, с красным лоснящимся от жира лицом, в черной длинной сутане и с белым жабо на груди, на его макушке блестела тщательно выбритая тонзура.

— Вот, его преподобие меня спрашивает, — обратился ко мне Пылаев, на его губах кривилась чуть заметная саркастическая усмешечка, — почему в новом польском правительстве два министра еврея, а два министра женщины (одна из них была истеричка и дуреха Ванда Василевская)? Его преподобие говорит, что в Польше никогда раньше не бывало подобного правительства.

Я ответил газетной фразой, что прежде министры были ставленниками капиталистов и помещиков, а теперь правительство выбрано самим польским народом, хотя о каком народе могла идти речь, когда за 10 дней лишь один польский город Хелмно был освобожден. Разумеется, всех этих новоявленных министров подсунули мы, но этого я не говорил.

Едва ли мой ответ удовлетворил ксендза.

Набожность поляков поражала нас, отвыкших от религии грешников! На перекрестках дорог и у входа в каждую деревню стояли или распятия или часовни со статуями Богородицы и с надписями: «Matka Boska, smilujsia nad nami». У подножия статуй всюду лежали еще не завядшие цветы, на распятиях висели полотенца.

Однажды мы ехали мимо костела и, как обычно, сидя на телегах, горланили песни. А было воскресенье, и шла обедня. Капитан — советский комендант данного села выскочил и стал нас крыть за неуважение к религии.

В будние дни поляки-крестьяне усердно работали на полях и одевались в рубища, все ходили босиком, а по воскресеньям одевали костюмы, повязывали галстуки, женщины надевали лучшие платья, шляпки с вуалями и вели своих нарядных деток в церкви. Для нас такое зрелище было совсем непривычным.

Как раз в воскресенье мы вступили в первый польский город — Острув Мазовецки. Нигде разрушений не было, на улицы выходили мужчины, женщины, дети — все нарядные, веселые. Мы ехали на подводах, иные шли пешком. Нам подносили цветы. Самые проворные польки, выбрав кого-нибудь из бойцов помоложе, тут же кидались им на шею и их целовали.

И такие публичные поцелуи были для нас совсем непривычны.

После Острува Мазовецкого нашей роте приказали свернуть в сторону и направиться в лесной массив, там расположиться и ждать секретного пакета с «особым заданием» командования.

Слухи о том, что наступление скоро, возможно, приостановится, распространились по всем частям. Впереди, километров за 50, находилась широкая река Нарев, и будто бы вдоль его берега немцы, согнав десятки тысяч людей, строят оборонительный рубеж невиданной неприступности.

Мы прибыли к условленному месту и встретили там неизвестного капитана и двух сержантов, приехавших на «виллисе».

Капитан упрекнул нас за опоздание на сколько-то минут и, вручив Пылаеву пакет, заявил, что хочет сказать нашим командирам несколько слов величайшей секретности.

Собрались — Ледуховский, Тимошков, Эйранов, я, парторг Ястреб и старшина Середа. Миши Толстова среди нас уже не было, его к этому времени, как художника, УВПС отозвало на постоянную работу в свой штаб.

Капитан нам сказал, что на Нареве действительно немцы строят неприступный рубеж, но наше командование решило овладеть тем рубежом прямо с ходу, а для этого нужно изготовить несколько сот лодок. В необходимый момент эти лодки будут незаметно ночью подвезены к берегу Нарева, и тут же ночью наши части переправятся на них через реку. Нашей роте доверено почетное и ответственное боевое задание — дать армии лодки в невероятно кратчайший срок! Как их делать — научат сержанты-инструкторы. К вечеру сюда прибудет пилорама, гвозди, гудрон и паклю подвезут позднее.

Капитан добавил, что боевая операция разработана в штабе фронта и сводки об изготовлении лодок будут посылаться самому Рокоссовскому. И еще капитан добавил, что нужно изготовить одну лодку особого назначения, так сказать флагманский корабль для самого Рокоссовского и его штаба, изготовлять такую лодку намечено не здесь, а в Оструве Мазовецком, и просил для этой цели выделить двух плотников и командира.

Пылаев сказал Тимошкову, чтобы тот ехал и взял плотников из своего взвода — каких хочет. Тимошков последнее время не ладил с Пылаевым, вместе с плотниками он прихватил как кухарку еще свою ППЖ, и очень довольный укатил вместе с капитаном, и в нашу роту больше не вернулся. О том, какой построил он флагманский корабль, я расскажу позднее.

А мы в ожидании пилорамы с азартом принялись крушить и разделывать высокие, как свечки, сосны.